В журнале "Афиша" есть критик Васильев. Раньше он был в журнале "Сеанс". Критик Васильев прелестное существо и подтвердил свою репутацию, написав статью о Бенедикте К.
www.afisha.ru/article/benedict_cumberbatch/
Статья, как и всегда у него, полна эроса, того самого, что всегда сопровождает отношения с чужим вдохновением. Мы ему доверились, и, значит, соблазнились.
Васильев имеет большое сердце и уже пел хвалу Тому Харди, Людмиле Гурченко, кому-то там еще, etc.
И каждый раз я с большим интересом изучаю реакцию на этот тип публичного самовыражения - реакцию почти всегда отрицательную.
Я обнаружила его статью о Харди по возмущенному обсуждению в очень приличном и умном журнале. Комментаторы в один голос твердили: ну, будь геем, но хотя бы скрывай это, что за неприличное( потому что публичное) употребление актера во все дырки, все же
есть кино, а есть порно и хотелось бы разной на них реакции. Собираясь умилиться жестокому слэшу в жанре кинокритики, я пошла по ссылке...
и не обнаружила ничего подобного. Хорошо написанный текст весь был построен на невыговоренной, но безусловной для меня презумпции: кино есть лаборатория чувственности, не собственно сексуальной, а вовлеченного способа рецепции вообще. И тело актера является для нас искусственным органом, позволяющим изменить свой способ чувствования.
А еще у этого тела есть лицо... Тут все сложнее. Чужое лицо нельзя присвоить или объективировать. Лицо - это обращение, и ты не можешь делать вид, что его не услышал.
Вот как Васильев не сдерживает себя )):
"В новом «Стартреке: Возмездие» он смотрит в лобовое стекло охваченного пламенем вертолета — так, верно, всматривался в Землю Бог, создавая вулканы.
Легко вписываясь в пейзаж, это лицо само может быть пейзажем с меняющейся погодой и светотенью".
Просто Рильке: "Лицо его и было тем простором..."
Когда ты вовлекаешься в истолкование этого мучительно притягательного, но противоречивого послания - наступает характерное изменение рецепции, которое частично реализует себя в фандомном общении. Это не то "фандомное", то есть кинковое, чтение, о котором писала Луче Чухче (я отсылала к ее определению в прошлом посте).
Здесь не измельчение и хаотизация содержания, превращающее его в подобие кокаинового порошка - для стандартизации реакции удовольствия.
Здесь человек мучается целым, на которое чем-то нужно ответить, то есть, в привычной логике, - проинтерпретировать. Но всякая частная интерпретация сбоит, вместо ответа - возвращения мяча в игру - получается демонстрация собственной уязвимости.
Читатель это видит и наносит свой удар.
Вот тут интереснейший пункт общественной цензуры и дисциплинирования эмоций:
Всякая открытая эмоция интерпретируется как порнографическая.
Дистанцирование от собственной эмоции должно перерабатывать ее в вынесение оценки - эстетической, моральной, социологической. А ведь оценка предполагает объективирование и пассивизацию содержимого гораздо большую, чем прямое признание вовлеченности.
Более того, нескрываемая захваченность автора своим предметом явно трактуется, как "немужское поведение". То, что Васильев гей - для читателей одновременно объяснение его "текстуальной политики", и способ спастись от нее - "так делают только геи" - и, в этом смысле, пренебрежительно выдаваемая лицензия на жизнь в гетто для тех, у кого "чувства сверху", а сами они снизу. "Женщины, дети, геи..."
Итак, правильный автор должен приостановить в себе действие механизма киногении и сделать.. что?
Заместить его своей якобы тотально контролируемой позицией сверху?
При этом я не хочу сказать, что всякие бури страстей менее деспотичны по отношению к своему объекту. Это не так. Слияние так же пожирает стороны слияния, как и вытеснение.
Но в наших чувствах есть смысл. В очарованности есть смысл, небезразличный для самой материи зрелища, а, главное, для природы того, кто его смотрит.
Так что фандомное сообщество, снимающее этот вид цензуры, явно терапевтично: случай Васильева хорошо показывает, как прочитывается такой тип рецепции за пределами гетто.
Однако, оно включает какие-то другие виды цензурирования. Но об этом позже.
www.afisha.ru/article/benedict_cumberbatch/
Статья, как и всегда у него, полна эроса, того самого, что всегда сопровождает отношения с чужим вдохновением. Мы ему доверились, и, значит, соблазнились.
Васильев имеет большое сердце и уже пел хвалу Тому Харди, Людмиле Гурченко, кому-то там еще, etc.
И каждый раз я с большим интересом изучаю реакцию на этот тип публичного самовыражения - реакцию почти всегда отрицательную.
Я обнаружила его статью о Харди по возмущенному обсуждению в очень приличном и умном журнале. Комментаторы в один голос твердили: ну, будь геем, но хотя бы скрывай это, что за неприличное( потому что публичное) употребление актера во все дырки, все же
есть кино, а есть порно и хотелось бы разной на них реакции. Собираясь умилиться жестокому слэшу в жанре кинокритики, я пошла по ссылке...
и не обнаружила ничего подобного. Хорошо написанный текст весь был построен на невыговоренной, но безусловной для меня презумпции: кино есть лаборатория чувственности, не собственно сексуальной, а вовлеченного способа рецепции вообще. И тело актера является для нас искусственным органом, позволяющим изменить свой способ чувствования.
А еще у этого тела есть лицо... Тут все сложнее. Чужое лицо нельзя присвоить или объективировать. Лицо - это обращение, и ты не можешь делать вид, что его не услышал.
Вот как Васильев не сдерживает себя )):
"В новом «Стартреке: Возмездие» он смотрит в лобовое стекло охваченного пламенем вертолета — так, верно, всматривался в Землю Бог, создавая вулканы.
Легко вписываясь в пейзаж, это лицо само может быть пейзажем с меняющейся погодой и светотенью".
Просто Рильке: "Лицо его и было тем простором..."
Когда ты вовлекаешься в истолкование этого мучительно притягательного, но противоречивого послания - наступает характерное изменение рецепции, которое частично реализует себя в фандомном общении. Это не то "фандомное", то есть кинковое, чтение, о котором писала Луче Чухче (я отсылала к ее определению в прошлом посте).
Здесь не измельчение и хаотизация содержания, превращающее его в подобие кокаинового порошка - для стандартизации реакции удовольствия.
Здесь человек мучается целым, на которое чем-то нужно ответить, то есть, в привычной логике, - проинтерпретировать. Но всякая частная интерпретация сбоит, вместо ответа - возвращения мяча в игру - получается демонстрация собственной уязвимости.
Читатель это видит и наносит свой удар.
Вот тут интереснейший пункт общественной цензуры и дисциплинирования эмоций:
Всякая открытая эмоция интерпретируется как порнографическая.
Дистанцирование от собственной эмоции должно перерабатывать ее в вынесение оценки - эстетической, моральной, социологической. А ведь оценка предполагает объективирование и пассивизацию содержимого гораздо большую, чем прямое признание вовлеченности.
Более того, нескрываемая захваченность автора своим предметом явно трактуется, как "немужское поведение". То, что Васильев гей - для читателей одновременно объяснение его "текстуальной политики", и способ спастись от нее - "так делают только геи" - и, в этом смысле, пренебрежительно выдаваемая лицензия на жизнь в гетто для тех, у кого "чувства сверху", а сами они снизу. "Женщины, дети, геи..."
Итак, правильный автор должен приостановить в себе действие механизма киногении и сделать.. что?
Заместить его своей якобы тотально контролируемой позицией сверху?
При этом я не хочу сказать, что всякие бури страстей менее деспотичны по отношению к своему объекту. Это не так. Слияние так же пожирает стороны слияния, как и вытеснение.
Но в наших чувствах есть смысл. В очарованности есть смысл, небезразличный для самой материи зрелища, а, главное, для природы того, кто его смотрит.
Так что фандомное сообщество, снимающее этот вид цензуры, явно терапевтично: случай Васильева хорошо показывает, как прочитывается такой тип рецепции за пределами гетто.
Однако, оно включает какие-то другие виды цензурирования. Но об этом позже.
К сожалению, это оказывается, "неформат" в некоторых изданиях. Критика Васильева отметила для себя. Постараюсь следить за его публикациями.
Наопминает многие неприятные вещи.
А Вас - с днем рождения!
А почему именно статья задела - интересно!
И ощущение всеобщей травли.
Мне казалось, что это запрет на признание своей включенности и он работает скорей в публчном поле. В личном общении люди, психически не слишком поврежденные, обычно принимают эту вещь
откуда у людей столько агрессии?
По-моему, так: чужой текст - это мутная канава. в которой плавает рыба. Рыба - какие-то речевые единицы, на которые у читателя есть готовая идеологическая и эмоциональная реакция. Всё). То есть синтаксис - связь этих единиц в тексте - уже не считывается. Человек начинает реагировать, как павловская собачка, на изолированный стимул.
Вообще про это нужно отдельный пост писать ))