Глава 4
читать дальше
Локи приходит в себя с чувством, что его тело только что было сбито заново плотником, не очень-то любящим свою работу. Некоторые клетки определенно не на своём месте. Он пытается пошевелить рукой — хорошо, что эта опция работает, ощупывает собственное тело, вздрагивает от боли вокруг шрама на животе, и понимает, что жив.
Локи приоткрывает глаза. Вокруг пусто. И просторно. И холодно. Вдруг раздаётся скрип старого дерева, чего точно не может быть на корабле.
Локи приподнимается с грязного пола в комнате с полуободранными обоями в желтых пятнах. В окно потоком входит предвечерний свет и делает пятна золотыми.
Локи выглядывает в окно. Заброшенная ферма вдали от больших дорог. Здесь он вырвал из себя Бальдри. Здесь он последний раз вслух простонал имя Бальдра. Видимо поэтому мёртвый бог вернул его тело сюда. Бальдр, которого он убил, вывел его из тупика. И теперь Локи в новом тупике.
Он выходит на лужайку, покрытую свалявшейся прошлогодней травой, сквозь которую тесно растут новые зелёные стрелки. Послать свой образ не получится — канал между ними слабоват. Локи вдруг почти серьезно думает, что высокоразвитая способность делать всех вокруг своими врагами — верный знак того, что не стоит и пытаться покорять мир. А уж попытки спасения мира эта суперспособность пресекает на корню. Он снова смотрит в небо, нащупывает расположение вышек сотовой связи и старается переложить свое краткое послание на радиоволны.
Он сидит в саду на старом хрупком пластмассовом стуле, у которого есть все шансы пережить человечество, и продолжает смотреть в небо, которое как будто стало выше и больше. Яблони цветут. Локи не понимает, была ли встреча с Бальдром победой или поражением. Может быть, ни тем, ни другим. Чтобы выпустить Бальдра на свет, нужно стать таким же невесомым, как он сам. Локи оказался слишком тяжёл. В гул шмелей постепенно вливается рокот. Ветер бросает белые лепестки ему в лицо. На лужайку приземляется хорошо моторизированный и не менее хорошо вооруженный человек.
— Как давно я этого не видел, — говорит Тони, подняв шлем, — весна... все ещё действует на нервы.
— Хорошо, что я вытащил тебя за город.
— Сам-то ты как сюда добрался?
— Чудом. Тони, я не вызывал Таноса.
— Я думал об этом и склоняюсь к тому же выводу. Ты не оставил бы Бальдри.
— Как она?
— У нас отличная няня с британским произношением. Тору подходит отцовство. Ты его недооценивал.
Локи смотрит в сторону и говорит:
— Стив остался там. Надо что-то делать.
— Да. Летим домой.
— Я — магнит для Таноса. Думаешь, мне стоит появляться в башне?
— А где тебе вообще стоит появляться?
— Уверен, у тебя есть варианты... Жилья, хорошо ограждённого внутри и снаружи.
— Тогда случилось обидное стечение обстоятельств. Мы как раз тестировали новую защитную систему. Второй раз этот тип не пройдёт. А насчёт хорошего ограждения ты прав.
Тони достаёт наручники и, склонившись, преподносит их Локи так, как будто это обручальное кольцо. Два обручальных кольца.
Локи протягивает ему руки кротким, но царственным жестом невесты.
Они начинают смеяться одновременно. Все ещё смеясь, Тони защелкивает наручники на запястьях Локи и надевает тонкую цепочку на лодыжки.
— Домой в тюрьму, — криво улыбается Локи.
— Что делать, если ты не нажил себе другого дома. И другую жизнь.
— Я все ещё жив.
— Ты хочешь что-то рассказать мне о своей другой жизни? Что-то, чему я поверю? — догадывается Тони.
— Теперь можно. Я закончил раунд. Кое-что я запер в прошлом, а с остальным придётся начать заново. Но мне опять придётся рассказывать вещи, в которые тебе трудно будет поверить. Даже Тор не справился.
— Тут важна процедура. Я придумал, что делать с твоей неотразимой неубедительностью.
— Надеюсь, не иголки под ногти?
— В том-то и дело. Экологичный способ.
Тони пристегивает Локи к себе и поднимается в воздух.
*
— Прости, но я очень давно не ел, — когда Локи падает на зубоврачебного вида кушетку в подвальной лаборатории, он чувствует, как все древние властители человека — от голода до страха — вонзают в него кривые зубы.
— Вообще препарат безопасен, но побочка случается. Может стошнить, — озабоченно говорит Тони, — Ну, на, перекуси.
Он бросает Локи протеиновый батончик. Очевидно, Тони многого не договаривает о свойствах нового препарата, но Локи доверяет ему в кредит.
— Разденься догола. Камеры будут фиксировать язык твоего тела. Кое-что прицепим...
— Все время приходится раздеваться, чтобы поговорить о важном. Так это войдет в привычку.
— Ну, если это будет худшая из твоих привычек...
Тони смешивает бесцветные жидкости из флаконов, отмеченных цветными бумажками:
— Понимаешь, люди всегда хотели от детекторов лжи не того. Не так важно знать, считает ли человек правдой то, что говорит. Не зависимо от того, насколько точно и даже насколько искренне ты пытаешься рассказать мне свою историю или ответить на мои вопросы, я обычно не вижу, как именно твоя история становится такой. Я могу только реконструировать и попадаю в плен проекций или остаюсь в кругу самого общего и тривиального знания. А этот препарат выворачивает процесс рассказывания наизнанку. Он высвобождает главное человеческое желание ¬¬– рассказывать, снимая все внутренние ограничения, страхи, желание обратной связи. Такая речь не решает никаких внешних задач и отвечает на задаваемые вопросы только попутно. Поэтому спецслужбы, связанные наивным утилитаризмом, не понимали ее ценности. А я понял. Конечно я не увижу того, что видишь ты. Но я увижу, что ты пытаешься сделать с тем, что сам видишь.
— Интересно. Потом покажешь мне запись?
Тони смотрит на него с сомнением:
— А ты не боишься? Это ведь полное разоблачение, как будто кожу сняли. Все навыворот. Я-то всего не пойму, а ты поймёшь то, что тебе не понравится.
— Я носил своё зло вместо лица. Может быть, с изнанки я гораздо привлекательнее.
Тони хмыкает и набирает жидкость в шприц. Он действует уверенно, но все же видно, что у него другая специализация:
— Не зло. Отсутствие.
— Да, на это я бы посмотрел. А процесс обратим? Человек вообще надевает себя обратно, после того как его вывернули наизнанку?
— Испытуемые проходили тесты до и после приема. Никаких изменений. Они конечно и до того умом не блистали. Смертники...
Локи дергается.
Тони поднимает бровь:
— Ну, Локи, не тебе упрекать меня в моральной неразборчивости. Естественно, мы брали только добровольцев, а им, естественно, хотелось ещё пожить. Одному в итоге удалось отменить приговор. Я похлопотал.
Старк довольно ловко вонзает шприц в вену. Локи чувствует озноб. Горячая и одновременно холодная струя поднимается по руке все выше, доходит до горла, потом накрывает целиком.
— Рассказывай, Шахерезада.
**
Локи ещё помнит сквозь туман, как Тони сказал:
— ... Давай все же разберёмся с этим чертовым камнем... ещё укольчик.
Потом он теряет нить и идёт ко дну.
Иногда злой крючок выдергивает его наверх, но он не может удержаться на режущей поверхности и падает на дно. Он ляжет здесь на камне под толщей преломляющей свет воды, пусть она раздавит его, он будет плоский как рыбы, два глаза переедут на бок, их не выжжет это зелёное мерцание. Он видит свою синюю руку с лиловыми венами — нам синим страшен прямой яростный свет. Рука становится морскою звездой, кто-то хватает ее и подносит к жгучему солнцу, жгучая пена идёт изо рта пожалуйста пожалуйста детское бессильное слово оно не поможет никогда не помогало где же вся твоя сила у меня нет...
— Мы не знаем, какую кровь ему перелить. На Земле нет ее аналогов.
— Синтезируйте его кровь!
— Мистер Старк, вы уже попробовали себя в экспериментальной медицине. По крайней мере, удержитесь от безумных советов!
— Вы правы, доктор, но я вас уволю. За препирательства. Уволю с золотым парашютом, если вы его спасёте.
— Тони, я согласен с доктором Штайном. Меня ты тоже уволишь?
— Тебя уволишь, Брюс, как же.
— Надо позвать Тора. Все же он ближайший родственник.
— Не сейчас! Я знаю, что будет. Он выведет из строя аппаратуру и мы погубим Локи окончательно.
— Тто-ор, — хрипит тот, кто почти не помнит себя, — Тор...
— Он пришёл в себя?!
— Что он сказал?
— Да вызови ты, наконец, Тора!
Он опять погружается, между водой и воздухом полоса боли, воздухом стало невозможно дышать — меня переделали так, чтобы я мог, но я не справляюсь больше, я правда больше не могу прости меня папа я не гожусь я синее чудовище отпусти меня брось меня на дно, я не выдержу вашего солнца.
Кто-то тянет сеть. Огромный светлый — не мучай меня! — он останавливается, он оставляет в воде, ... этот свет, доходящий сквозь толщу — его свет, я могу смотреть, я могу видеть тебя...
— Тор, — шипит тот, кто почти не имеет голоса, — Тор...
— Это я, — говорит большой светлый человек, — Локи, я с тобой.
*
— Уж не знаю, что и помогло. Может, очистка крови, а может, рука Тора.
— Да уж, рука бога, в строгом смысле слова. Тор, пойди отдохни.
— Тони, не говори со мной сейчас. Я потеряю концентрацию. Нанесу тебе большой финансовый и моральный ущерб.
— Вспомни, что ты сам недавно с ним сделал.
— Заткнись!
*
...Он открывает глаза. Перед глазами торчит длинный стебель капельницы. Но он чувствует: движение крови имеет другой источник, его можно проследить физически — стыковка и шлюз там, где его пальцы впились в чужую горячую ладонь. Ее хозяин дремлет, опустив голову на другую руку, так что длинные светлые волосы свисают до колен.
— Это ты.
Белокурый просыпается и встряхивает головой:
— Локи... Как ты?
— Не знаю. Ты устал?
Сидящий вглядывается в его лицо, сдвинув брови. Понятно, что он устал и тревожится. Но Локи все ещё видит в этом лице отсвет изумрудной дали и говорит:
— Я так рад, что это ты.
Белокурый вздрагивает и судорожно жмёт на кнопку вызова.
Вбегает врач, следом приходит темный-с-бородкой, врач задаёт вопросы, с бородкой перебивает и задаёт свои, потом Белокурый, подпирающий стену, рявкает:
— Тони, заткнись!
— Уволю всех, — говорит Темный куда-то в потолок и затихает. Когда он молчит, у него виноватое выражение лица.
Локи дают пить какую-то дрянь и делают укол, имеющий неожиданно быстрое следствие: слова, наконец, сходятся с вещами, имена с образами, а Локи определяется с последовательностью требующих реакции событий:
— Сколько времени? Давно я здесь лежу? Где Стив?
— Спасибо, доктор Штайн, — торжественно говорит Старк, — вы можете нас оставить.
— Я не разрешаю деловых разговоров, — говорит врач, но его уже никто не слышит.
*
— Не очень помню, что именно ты искал во мне, но нашёл ли ты что-нибудь? — спрашивает Локи.
— Ты, правда, спускался к мертвым? ...Зачем я спрашиваю — во всяком случае, твой мозг в это верит... Одного не понимаю, когда ты совершаешь свои странствия, ты как шаман бросаешь своё тело на месте, откуда ушёл, да? Каким образом Бальдр вернул тебя на землю?
— Не знаю. Возможно, мертвый бог — самый сильный из богов. Или даже единственный настоящий.
— Сила в немощи совершается... — хмыкает Тони, — может быть, но откуда вам, скандинавским язычникам, это знать?
— Он сказал, что прощает меня. И я рассыпался в прах. Прощение трудно пережить. Но этот прах собрался заново, возможно потому, что у меня остались здесь дела. Надо вернуть Стива. И одновременно с этим надо решить проблему Таноса. Ты ведь понял про Таноса?
— Ну да, пытаясь пробраться сквозь твою историю, я искал насущное: что за гоблин среди бела дня заявился в мою башню, снес стену кулаком и раздавил людей как комаров. Он ищет Камень пространства, который упакован в тессеракт. Для этого ты ему и понадобился. Так?
— Не то чтобы он особенно привязан к тессеракту. Это начало. Камень проложит дорогу к остальным.
— А к нему проложишь дорогу ты?
— Танос так думает. Находясь в его обществе, я не мог всерьёз проверить эту гипотезу.
— Ты сказал, Танос нашёл тебя среди миров, именно потому что ты был помечен камнем. Потом ты вдруг вспомнил о последнем Рагнареке, и всплыла какая-то каменная чешуя... живая могила — твои слова. Я сделал таймкоды. И тут мы зашли в тупик. Смотри.
Старк включает запись. Тор, наклонявшийся, чтобы наблюдать экран маленького ноутбука, почему-то вздрагивает и отводит глаза, увидев на экране — ах, да — обнаженное тело Локи.
«— Мы не могли победить Хель. Я никогда не одерживал побед, у которых был шанс, но пережил безнадёжную победу. Мы победили, потому что избавились от надежды, мы обрушили собственный мир, уничтожили ужасное... Ты узнаешь ужасное, когда увидишь его. Оно не имеет второй стороны. Так я понял, что не гожусь в злодеи, хотя и прошёл кастинг. Я знал, что мы не выдержим, когда она захочет взять все. Значит, всё должно погибнуть вместе с нами, и я пошёл ... забыл... Тони,... о чем мы говорили?
— О Таносе, но ты почему-то вспомнил Хель. Они похожи?
— Танос не сидел тысячу лет под замком и спокойней относится ко времени. Он слишком любит свои медленные пустынные мысли, и когда эти мысли наталкиваются на какую-нибудь маленькую запятую, он стирает ее. Но Танос делается все быстрее. С камнями он будет неудержим.
— Значит, ни при каких условиях мы не можем обменять Стива на камень?
— Он врос в каменную чешую, его все равно что нет. Камень - живая могила камня. А если и станет мертвой, не будет худшей могилой.
— Могила камня? О чем ты?
— Не знаю... цели Таноса настолько нелепы, даже смехотворны, что не веришь в его силу, и только когда наталкиваешься на эту величественную каменную непроницаемую бесчувственную глупость, соединённую с проницательностью, стратегической мощью и магическим даром, тогда понимаешь, что ему достанется все. Он неуязвим.
— Так, Локи, давай все же разберёмся с этим чертовым камнем... ещё укольчик».
Тони выключает видео:
— Дальше не интересно ... Тор, не смотри на меня так.
— Каменная чешуя... — повторяет Локи, — она же — живая могила. Почему эти малоизысканные кеннинги пришли мне в голову при мысли о Таносе?
— Ты как будто не мог сказать прямо. Это странно, потому что препарат уничтожает зазор между сознательной речью и бессознательной.
— Цензура бессознательного поддается корректировке. Меня отталкивал какой-то невидимый мне предмет. Слишком заметно отталкивал — так бывает, когда на человека не слишком аккуратно наложили заклятье забвения. Если все работает правильно, рассказ начнет искривляться заранее, так что ни слушатель, ни автор не почувствуют неровности. А здесь мы споткнулись о невидимый камень преткновения... опять камень...И тогда я перехожу к Рагнареку. Что я сделал в безнадежном положении... Трудно вспомнить, с тех пор маловато было небезнадежных положений.
— Каменная чешуя... — вдруг говорит Тор, — Похоже на Корга.
— При чем здесь Корг? Корг... — Локи застывает, — Не может быть... Один всеотец...
— Что?
— О чем я думал в безнадёжной ситуации? О том, чтобы в руки Хель не попал тессеракт. Я же шёл за ним! Что у меня было под рукой? Наш каменный друг, нечувствительный к излучениям. Я рассек ему бок, сунул камень между его булыжниками, заживил рану и наспех наложил заклятие забвения. Но я тоже мог попасть в руки к Хель, поэтому я заклял самого себя! И тебя, видимо, тоже, раз ты меня о нем не спрашивал. Тор — ты алмаз...
— Знаю, неограненый, — ухмыляется Тор
— Вызываем каменного друга на рентген, — встаёт Тони.
— Лучше отправить рентген к нему. И не надо никаких изменений. Корг — просто идеальный саркофаг для тессеракта, если уж Танос его не почуял.
— И как нам вытащить Стива?
— Теперь думать об этом будет чуть легче, — Локи падает на подушку.
— Может, хватит с тебя на сегодня? — спрашивает Тор.
— Я хочу видеть Бальдри.
— Сейчас позвоню няне.
— Нет. Не в палате. Я пойду сам. Тони, ты теперь знаешь меня так, как я сам себя не знаю. Разрешишь мне ходить без наручников?
— Да, конечно. Хотя тебе идёт, — хмуро улыбается Старк, — Я так понимаю, наступил формальный момент для извинений. Локи, я перегнул палку с дозировкой. Прости. Но я не мог тебя не проверить. Груз ответственности — такой груз, который схлопывает любое доверие. А уж если доверия не было и не могло быть... Локи, ты ведь меня понимаешь? Я и сейчас тебе не доверяю. Но я рад, что ты с нами.
— Понимаю. Мне не доверяет никто, я не доверяю ничему. Никаким мировым законам. А уж себе и подавно. Я бросаю кости и надеюсь, что мною сыграет случай, который милосерднее человека.
— Если не предавать чужое доверие, будет полегче, — не выдерживает Тор.
— Наверно ты прав. Не знаю только, как применить твою мудрость. Мог ли я предать то, чего не было? Если мне и тому, кто спит рядом, снятся разные сны, кто должен перестать грезить? А если это были не сны? А может быть, никто никогда не верит чужому слову, люди просто разделяют общие иллюзии?
— Ладно, мне пора, — торопливо говорит Тони и уходит.
Тор смотрит на Локи и зачем-то ищет ответ на риторические вопросы:
— Значит, это я виноват в том, что ты сделал?
— Нет. В том, что я сделал, виноват я. Ты спас мне жизнь. Спасибо.
— Когда?
— Когда держал меня за руку.
Локи закрывает глаза, и Тор вдруг видит как он исхудал. Невозможно поверить, что они когда-то дрались на радужном мосту и Тор едва победил.
Локи открывает глаза, щелкает пальцами и оказывается одет в камзол с изумрудным отливом. Серо-бледный изможденный человек в больничной рубахе вдруг превращается в бога с царственной осанкой: отражением солнца во льду сияют глаза, локоны блещут чёрным лаком. Тор чувствует дыхание, так ему памятное — холодный и чистый воздух вершин Асгарда.
Локи улыбается ему своей дарящей улыбкой. Тора сражает радость, которую он комкает и отбрасывает прочь. Слишком дорого она обходилась в прошлом.
— Это правда, — Тор рисует рукой в воздухе, — или блестящая видимость?
— Правда, на которую не хватает средств, превращается в видимость.
— Ты вырядился как на свидание.
— Фактически, на первое.
— О чем ты вообще думал в пубертатный период?
— Ты же знаешь, о мировом господстве.
— Локи, она может тебя и не вспомнить. У младенцев короткая память.
— Я выкрутил яркость, чтобы понравиться ей заново.
*
Но она вспомнила.
— Бальдри, — зовет Локи и садится на пол.
Бальдри делает шаг вперёд, падает, но не тратя времени на плач, ползёт к Локи. Она хватает его за длинные пряди, упирается и встаёт. Они оба говорят что-то невразумительное и, видимо, понимают друг друга. Бальдри дёргает изумрудную серьгу в его ухе, с невинным намерением оставить ее вместе с ухом себе. Локи подхватывает Бальдри и целует в золотую поросль на макушке.
— Миссис Беггинс, позвольте вам представить Локи... Одинсона. Он тоже родитель Бальдри.
Миссис Беггинс медленно поднимает брови, потом опускает их:
— Ээ...Ваш супруг?
— Мой брат.
— Приемный, — добавляет Локи.
— Боюсь, я не совсем поняла...
— Он ее ... как бы это объяснить... родил. Локи у нас на переднем крае науки и даже по ту ее сторону, время от времени совершает чудеса, насилует природу, ох, извините...
— Инцест, флюидность биологического пола, молнии из рукава — для людей это, возможно, чуточку слишком, а для богов — давняя традиция, — поясняет Локи с любезной улыбкой.
Брови миссис Беггинс совершают то же путешествие в более быстром темпе.
— Миссис Беггинс, я так рад познакомиться с вами, — все лучезарней улыбается Локи, — Много о вас слышал. Спасибо за ваш труд и надеюсь, скоро вам станет легче. Я собираюсь вернуться к полноценной родительской жизни.
— Вы были в отъезде? — вежливо спрашивает миссис Беггинс.
— В тюрьме, в космосе, в мире мертвых, в больничной палате — отвечает Тор.
— Но сейчас у меня образовалось несколько свободных часов, и вы можете отдохнуть, — завершает Локи.
— Авау! — кричит Бальдри, потрясая добытой сережкой, и щедро предлагает ее Тору.
Тор сначала думает уйти вслед за миссис Беггинс, но падает в кресло, да так и не может подняться. Все же он сутки просидел, держа Локи за руку. Сквозь дремоту он наблюдает, как Локи и Бальдри проводят время на ковре. Им определенно хорошо вместе. Иногда кажется, что Локи примешивает к общению немного магии, а может и Бальдри, сама не зная того, содействует ему. Все же она дитя Локи, хотя породой и в Одина. Мозг постепенно деревенеет, и от этого перестаёт быть больно, остаётся только покой и странная легкость.
Когда он просыпается, Бальдри спит на ковре среди игрушек, накрытая пледом. Локи тоже спит, прислонившись к креслу Тора. Темная голова легко касается его колена. Тор не может и не хочет пошевелиться. Как будто кто-то выключил время для них троих. А потом этот кто-то его включит.
Локи откидывает голову и его неожиданно темные в сумерках глаза снизу утыкаются в лицо Тора.
— Я хотел, чтобы Бальдри была инкарнацией Бальдра. Говоря высокопарно, я намеревался дать миру новое начало. Если рассказывать ту же историю в логике подозрения, я надеялся похоронить свои грехи вместе с общим прошлым. Но грехи остались моими. А Бальдри — твоей дочерью.
Некоторые вещи все равно тяжко слышать. Тор спрашивает сквозь зубы:
— И какая из версий верна?
— Не знаю, может быть, третья, четвёртая, или пятая, ещё не рассказанная. Одна будет про одиночество и потерю прежних путей, другая про веру, которая опережает реальность и искажает ее, а последняя — про идиота, который создал лучшее, что у него есть и погубил лучшее, что у него было. А самая страшная из историй, где он губит то, лучше чего не бывает, уже рассказана.
— Выбери одну, чтобы ей можно было поверить.
Локи усмехается:
— Специально отобранная правда — наилучшая из неправд. Тебе нужна такая?
— Мне ничего не нужно. Забудь.
— Тебе нужно, чтобы я сказал, что я виноват. Что, то что я сделал отвратительно. Что ты вправе меня ненавидеть. Это так. Я могу повторять это вновь и вновь. Ты вправе, а я не прав. Но если бы я был прав, у нас не было бы Бальдри. И может быть, я не спустился бы в мир мертвых и не остановил одно ржавое колесо...
— Я думал, ты бросил меня ради кого-то другого, вернее, ради другой. В конце концов, я с этим смирился. А ты сделал это ради мистических опытов с моим ребёнком. Ты заранее отнял ее у меня. И все ещё считаешь это оправданием.
— Я хотел тебе рассказать. Позже. Но сначала ты бежал от меня как от чумы. А потом... это делалось все тяжелее. Я откладывал и опоздал.
— Я должен был обеспечить тебе радостную встречу? Облегчить тебе жизнь? После того, как ты исчез, даже записки не оставив?
Тор встаёт так быстро, что Локи едва успевает отодвинуться, хватает его за рукав и тащит в спальню.
Он толкает Локи на кровать и запирает дверь.
Локи смотрит на него с недоумением. Тор предпочёл бы более сильные чувства.
— Узнаешь эту постель? Мы спали на ней несколько месяцев. Иногда, обнявшись. Помнишь? Не буду спрашивать, что ты чувствовал при этом — мне достаточно унижений. Но хотя бы вчуже, не примеряя на себя, ты можешь понять, что я страдал? Я такая огромная мускулистая скотина, что невозможно в это поверить, да?
— Я не так высоко ценю своё общество. Я не только не хотел тебе боли, я думал, что освобождаю тебя от ненужного бремени. Ты считал все, что я говорю, игрой моего беспокойного ума и был не совсем не прав - эти призраки явились по мою душу, не по твою.
— Тебе являлись не призраки, а твоя любимая мысль: как бы изменить неизменяемое. Может быть, на этот раз ты достиг успеха. Поздравляю. Но и тогда, когда тебе нравилось быть злодеем, и сейчас, когда тебе нравится совсем другое, ты действуешь так, как будто ты единственный настоящий человек в девяти мирах. А ты ведь просто ...совсем иное существо. Один ничего не смог в тебе исправить. Ты убил своего настоящего отца, чтобы доказать, что ты лучший сын приемного — только уроду, монстру могло придти в голову такое доказательство!
Локи сжимает ладонями виски, и Тор понимает, что смог его задеть — не понятно чем, ведь он повторил слова, которые слышал от самого Локи. Но в этом есть какая-то желчная, свербящая радость и он продолжает:
— Мы не знаем, что в Бальдри — от тебя. Может, она подрастёт и решит, что твоя печень отлично подходит для жертвоприношения. Надеюсь, что нет. Но, в конце концов, она начнёт задавать вопросы. Тебе будет тяжело на них отвечать.
Локи, наконец, поднимает голову:
— Не знаю, помнишь ли ты, после коронации я поцеловал тебе руку.
— И сказал, что никогда не будешь моим подданным.
— А ещё, что никогда не смогу тебя предать. Это была клятва.
— Видимо, это была очень обтекаемая и подвижная во все стороны клятва.
— Если я ее нарушил, ты можешь меня наказать. Я в твоей власти. Только подожди, пока мы закончим с Таносом.
Локи выходит из спальни. Он склоняется над Бальдри, жадно вдыхает ее дыхание и выскальзывает за дверь.
*
Продолжение следует
читать дальше
Локи приходит в себя с чувством, что его тело только что было сбито заново плотником, не очень-то любящим свою работу. Некоторые клетки определенно не на своём месте. Он пытается пошевелить рукой — хорошо, что эта опция работает, ощупывает собственное тело, вздрагивает от боли вокруг шрама на животе, и понимает, что жив.
Локи приоткрывает глаза. Вокруг пусто. И просторно. И холодно. Вдруг раздаётся скрип старого дерева, чего точно не может быть на корабле.
Локи приподнимается с грязного пола в комнате с полуободранными обоями в желтых пятнах. В окно потоком входит предвечерний свет и делает пятна золотыми.
Локи выглядывает в окно. Заброшенная ферма вдали от больших дорог. Здесь он вырвал из себя Бальдри. Здесь он последний раз вслух простонал имя Бальдра. Видимо поэтому мёртвый бог вернул его тело сюда. Бальдр, которого он убил, вывел его из тупика. И теперь Локи в новом тупике.
Он выходит на лужайку, покрытую свалявшейся прошлогодней травой, сквозь которую тесно растут новые зелёные стрелки. Послать свой образ не получится — канал между ними слабоват. Локи вдруг почти серьезно думает, что высокоразвитая способность делать всех вокруг своими врагами — верный знак того, что не стоит и пытаться покорять мир. А уж попытки спасения мира эта суперспособность пресекает на корню. Он снова смотрит в небо, нащупывает расположение вышек сотовой связи и старается переложить свое краткое послание на радиоволны.
Он сидит в саду на старом хрупком пластмассовом стуле, у которого есть все шансы пережить человечество, и продолжает смотреть в небо, которое как будто стало выше и больше. Яблони цветут. Локи не понимает, была ли встреча с Бальдром победой или поражением. Может быть, ни тем, ни другим. Чтобы выпустить Бальдра на свет, нужно стать таким же невесомым, как он сам. Локи оказался слишком тяжёл. В гул шмелей постепенно вливается рокот. Ветер бросает белые лепестки ему в лицо. На лужайку приземляется хорошо моторизированный и не менее хорошо вооруженный человек.
— Как давно я этого не видел, — говорит Тони, подняв шлем, — весна... все ещё действует на нервы.
— Хорошо, что я вытащил тебя за город.
— Сам-то ты как сюда добрался?
— Чудом. Тони, я не вызывал Таноса.
— Я думал об этом и склоняюсь к тому же выводу. Ты не оставил бы Бальдри.
— Как она?
— У нас отличная няня с британским произношением. Тору подходит отцовство. Ты его недооценивал.
Локи смотрит в сторону и говорит:
— Стив остался там. Надо что-то делать.
— Да. Летим домой.
— Я — магнит для Таноса. Думаешь, мне стоит появляться в башне?
— А где тебе вообще стоит появляться?
— Уверен, у тебя есть варианты... Жилья, хорошо ограждённого внутри и снаружи.
— Тогда случилось обидное стечение обстоятельств. Мы как раз тестировали новую защитную систему. Второй раз этот тип не пройдёт. А насчёт хорошего ограждения ты прав.
Тони достаёт наручники и, склонившись, преподносит их Локи так, как будто это обручальное кольцо. Два обручальных кольца.
Локи протягивает ему руки кротким, но царственным жестом невесты.
Они начинают смеяться одновременно. Все ещё смеясь, Тони защелкивает наручники на запястьях Локи и надевает тонкую цепочку на лодыжки.
— Домой в тюрьму, — криво улыбается Локи.
— Что делать, если ты не нажил себе другого дома. И другую жизнь.
— Я все ещё жив.
— Ты хочешь что-то рассказать мне о своей другой жизни? Что-то, чему я поверю? — догадывается Тони.
— Теперь можно. Я закончил раунд. Кое-что я запер в прошлом, а с остальным придётся начать заново. Но мне опять придётся рассказывать вещи, в которые тебе трудно будет поверить. Даже Тор не справился.
— Тут важна процедура. Я придумал, что делать с твоей неотразимой неубедительностью.
— Надеюсь, не иголки под ногти?
— В том-то и дело. Экологичный способ.
Тони пристегивает Локи к себе и поднимается в воздух.
*
— Прости, но я очень давно не ел, — когда Локи падает на зубоврачебного вида кушетку в подвальной лаборатории, он чувствует, как все древние властители человека — от голода до страха — вонзают в него кривые зубы.
— Вообще препарат безопасен, но побочка случается. Может стошнить, — озабоченно говорит Тони, — Ну, на, перекуси.
Он бросает Локи протеиновый батончик. Очевидно, Тони многого не договаривает о свойствах нового препарата, но Локи доверяет ему в кредит.
— Разденься догола. Камеры будут фиксировать язык твоего тела. Кое-что прицепим...
— Все время приходится раздеваться, чтобы поговорить о важном. Так это войдет в привычку.
— Ну, если это будет худшая из твоих привычек...
Тони смешивает бесцветные жидкости из флаконов, отмеченных цветными бумажками:
— Понимаешь, люди всегда хотели от детекторов лжи не того. Не так важно знать, считает ли человек правдой то, что говорит. Не зависимо от того, насколько точно и даже насколько искренне ты пытаешься рассказать мне свою историю или ответить на мои вопросы, я обычно не вижу, как именно твоя история становится такой. Я могу только реконструировать и попадаю в плен проекций или остаюсь в кругу самого общего и тривиального знания. А этот препарат выворачивает процесс рассказывания наизнанку. Он высвобождает главное человеческое желание ¬¬– рассказывать, снимая все внутренние ограничения, страхи, желание обратной связи. Такая речь не решает никаких внешних задач и отвечает на задаваемые вопросы только попутно. Поэтому спецслужбы, связанные наивным утилитаризмом, не понимали ее ценности. А я понял. Конечно я не увижу того, что видишь ты. Но я увижу, что ты пытаешься сделать с тем, что сам видишь.
— Интересно. Потом покажешь мне запись?
Тони смотрит на него с сомнением:
— А ты не боишься? Это ведь полное разоблачение, как будто кожу сняли. Все навыворот. Я-то всего не пойму, а ты поймёшь то, что тебе не понравится.
— Я носил своё зло вместо лица. Может быть, с изнанки я гораздо привлекательнее.
Тони хмыкает и набирает жидкость в шприц. Он действует уверенно, но все же видно, что у него другая специализация:
— Не зло. Отсутствие.
— Да, на это я бы посмотрел. А процесс обратим? Человек вообще надевает себя обратно, после того как его вывернули наизнанку?
— Испытуемые проходили тесты до и после приема. Никаких изменений. Они конечно и до того умом не блистали. Смертники...
Локи дергается.
Тони поднимает бровь:
— Ну, Локи, не тебе упрекать меня в моральной неразборчивости. Естественно, мы брали только добровольцев, а им, естественно, хотелось ещё пожить. Одному в итоге удалось отменить приговор. Я похлопотал.
Старк довольно ловко вонзает шприц в вену. Локи чувствует озноб. Горячая и одновременно холодная струя поднимается по руке все выше, доходит до горла, потом накрывает целиком.
— Рассказывай, Шахерезада.
**
Локи ещё помнит сквозь туман, как Тони сказал:
— ... Давай все же разберёмся с этим чертовым камнем... ещё укольчик.
Потом он теряет нить и идёт ко дну.
Иногда злой крючок выдергивает его наверх, но он не может удержаться на режущей поверхности и падает на дно. Он ляжет здесь на камне под толщей преломляющей свет воды, пусть она раздавит его, он будет плоский как рыбы, два глаза переедут на бок, их не выжжет это зелёное мерцание. Он видит свою синюю руку с лиловыми венами — нам синим страшен прямой яростный свет. Рука становится морскою звездой, кто-то хватает ее и подносит к жгучему солнцу, жгучая пена идёт изо рта пожалуйста пожалуйста детское бессильное слово оно не поможет никогда не помогало где же вся твоя сила у меня нет...
— Мы не знаем, какую кровь ему перелить. На Земле нет ее аналогов.
— Синтезируйте его кровь!
— Мистер Старк, вы уже попробовали себя в экспериментальной медицине. По крайней мере, удержитесь от безумных советов!
— Вы правы, доктор, но я вас уволю. За препирательства. Уволю с золотым парашютом, если вы его спасёте.
— Тони, я согласен с доктором Штайном. Меня ты тоже уволишь?
— Тебя уволишь, Брюс, как же.
— Надо позвать Тора. Все же он ближайший родственник.
— Не сейчас! Я знаю, что будет. Он выведет из строя аппаратуру и мы погубим Локи окончательно.
— Тто-ор, — хрипит тот, кто почти не помнит себя, — Тор...
— Он пришёл в себя?!
— Что он сказал?
— Да вызови ты, наконец, Тора!
Он опять погружается, между водой и воздухом полоса боли, воздухом стало невозможно дышать — меня переделали так, чтобы я мог, но я не справляюсь больше, я правда больше не могу прости меня папа я не гожусь я синее чудовище отпусти меня брось меня на дно, я не выдержу вашего солнца.
Кто-то тянет сеть. Огромный светлый — не мучай меня! — он останавливается, он оставляет в воде, ... этот свет, доходящий сквозь толщу — его свет, я могу смотреть, я могу видеть тебя...
— Тор, — шипит тот, кто почти не имеет голоса, — Тор...
— Это я, — говорит большой светлый человек, — Локи, я с тобой.
*
— Уж не знаю, что и помогло. Может, очистка крови, а может, рука Тора.
— Да уж, рука бога, в строгом смысле слова. Тор, пойди отдохни.
— Тони, не говори со мной сейчас. Я потеряю концентрацию. Нанесу тебе большой финансовый и моральный ущерб.
— Вспомни, что ты сам недавно с ним сделал.
— Заткнись!
*
...Он открывает глаза. Перед глазами торчит длинный стебель капельницы. Но он чувствует: движение крови имеет другой источник, его можно проследить физически — стыковка и шлюз там, где его пальцы впились в чужую горячую ладонь. Ее хозяин дремлет, опустив голову на другую руку, так что длинные светлые волосы свисают до колен.
— Это ты.
Белокурый просыпается и встряхивает головой:
— Локи... Как ты?
— Не знаю. Ты устал?
Сидящий вглядывается в его лицо, сдвинув брови. Понятно, что он устал и тревожится. Но Локи все ещё видит в этом лице отсвет изумрудной дали и говорит:
— Я так рад, что это ты.
Белокурый вздрагивает и судорожно жмёт на кнопку вызова.
Вбегает врач, следом приходит темный-с-бородкой, врач задаёт вопросы, с бородкой перебивает и задаёт свои, потом Белокурый, подпирающий стену, рявкает:
— Тони, заткнись!
— Уволю всех, — говорит Темный куда-то в потолок и затихает. Когда он молчит, у него виноватое выражение лица.
Локи дают пить какую-то дрянь и делают укол, имеющий неожиданно быстрое следствие: слова, наконец, сходятся с вещами, имена с образами, а Локи определяется с последовательностью требующих реакции событий:
— Сколько времени? Давно я здесь лежу? Где Стив?
— Спасибо, доктор Штайн, — торжественно говорит Старк, — вы можете нас оставить.
— Я не разрешаю деловых разговоров, — говорит врач, но его уже никто не слышит.
*
— Не очень помню, что именно ты искал во мне, но нашёл ли ты что-нибудь? — спрашивает Локи.
— Ты, правда, спускался к мертвым? ...Зачем я спрашиваю — во всяком случае, твой мозг в это верит... Одного не понимаю, когда ты совершаешь свои странствия, ты как шаман бросаешь своё тело на месте, откуда ушёл, да? Каким образом Бальдр вернул тебя на землю?
— Не знаю. Возможно, мертвый бог — самый сильный из богов. Или даже единственный настоящий.
— Сила в немощи совершается... — хмыкает Тони, — может быть, но откуда вам, скандинавским язычникам, это знать?
— Он сказал, что прощает меня. И я рассыпался в прах. Прощение трудно пережить. Но этот прах собрался заново, возможно потому, что у меня остались здесь дела. Надо вернуть Стива. И одновременно с этим надо решить проблему Таноса. Ты ведь понял про Таноса?
— Ну да, пытаясь пробраться сквозь твою историю, я искал насущное: что за гоблин среди бела дня заявился в мою башню, снес стену кулаком и раздавил людей как комаров. Он ищет Камень пространства, который упакован в тессеракт. Для этого ты ему и понадобился. Так?
— Не то чтобы он особенно привязан к тессеракту. Это начало. Камень проложит дорогу к остальным.
— А к нему проложишь дорогу ты?
— Танос так думает. Находясь в его обществе, я не мог всерьёз проверить эту гипотезу.
— Ты сказал, Танос нашёл тебя среди миров, именно потому что ты был помечен камнем. Потом ты вдруг вспомнил о последнем Рагнареке, и всплыла какая-то каменная чешуя... живая могила — твои слова. Я сделал таймкоды. И тут мы зашли в тупик. Смотри.
Старк включает запись. Тор, наклонявшийся, чтобы наблюдать экран маленького ноутбука, почему-то вздрагивает и отводит глаза, увидев на экране — ах, да — обнаженное тело Локи.
«— Мы не могли победить Хель. Я никогда не одерживал побед, у которых был шанс, но пережил безнадёжную победу. Мы победили, потому что избавились от надежды, мы обрушили собственный мир, уничтожили ужасное... Ты узнаешь ужасное, когда увидишь его. Оно не имеет второй стороны. Так я понял, что не гожусь в злодеи, хотя и прошёл кастинг. Я знал, что мы не выдержим, когда она захочет взять все. Значит, всё должно погибнуть вместе с нами, и я пошёл ... забыл... Тони,... о чем мы говорили?
— О Таносе, но ты почему-то вспомнил Хель. Они похожи?
— Танос не сидел тысячу лет под замком и спокойней относится ко времени. Он слишком любит свои медленные пустынные мысли, и когда эти мысли наталкиваются на какую-нибудь маленькую запятую, он стирает ее. Но Танос делается все быстрее. С камнями он будет неудержим.
— Значит, ни при каких условиях мы не можем обменять Стива на камень?
— Он врос в каменную чешую, его все равно что нет. Камень - живая могила камня. А если и станет мертвой, не будет худшей могилой.
— Могила камня? О чем ты?
— Не знаю... цели Таноса настолько нелепы, даже смехотворны, что не веришь в его силу, и только когда наталкиваешься на эту величественную каменную непроницаемую бесчувственную глупость, соединённую с проницательностью, стратегической мощью и магическим даром, тогда понимаешь, что ему достанется все. Он неуязвим.
— Так, Локи, давай все же разберёмся с этим чертовым камнем... ещё укольчик».
Тони выключает видео:
— Дальше не интересно ... Тор, не смотри на меня так.
— Каменная чешуя... — повторяет Локи, — она же — живая могила. Почему эти малоизысканные кеннинги пришли мне в голову при мысли о Таносе?
— Ты как будто не мог сказать прямо. Это странно, потому что препарат уничтожает зазор между сознательной речью и бессознательной.
— Цензура бессознательного поддается корректировке. Меня отталкивал какой-то невидимый мне предмет. Слишком заметно отталкивал — так бывает, когда на человека не слишком аккуратно наложили заклятье забвения. Если все работает правильно, рассказ начнет искривляться заранее, так что ни слушатель, ни автор не почувствуют неровности. А здесь мы споткнулись о невидимый камень преткновения... опять камень...И тогда я перехожу к Рагнареку. Что я сделал в безнадежном положении... Трудно вспомнить, с тех пор маловато было небезнадежных положений.
— Каменная чешуя... — вдруг говорит Тор, — Похоже на Корга.
— При чем здесь Корг? Корг... — Локи застывает, — Не может быть... Один всеотец...
— Что?
— О чем я думал в безнадёжной ситуации? О том, чтобы в руки Хель не попал тессеракт. Я же шёл за ним! Что у меня было под рукой? Наш каменный друг, нечувствительный к излучениям. Я рассек ему бок, сунул камень между его булыжниками, заживил рану и наспех наложил заклятие забвения. Но я тоже мог попасть в руки к Хель, поэтому я заклял самого себя! И тебя, видимо, тоже, раз ты меня о нем не спрашивал. Тор — ты алмаз...
— Знаю, неограненый, — ухмыляется Тор
— Вызываем каменного друга на рентген, — встаёт Тони.
— Лучше отправить рентген к нему. И не надо никаких изменений. Корг — просто идеальный саркофаг для тессеракта, если уж Танос его не почуял.
— И как нам вытащить Стива?
— Теперь думать об этом будет чуть легче, — Локи падает на подушку.
— Может, хватит с тебя на сегодня? — спрашивает Тор.
— Я хочу видеть Бальдри.
— Сейчас позвоню няне.
— Нет. Не в палате. Я пойду сам. Тони, ты теперь знаешь меня так, как я сам себя не знаю. Разрешишь мне ходить без наручников?
— Да, конечно. Хотя тебе идёт, — хмуро улыбается Старк, — Я так понимаю, наступил формальный момент для извинений. Локи, я перегнул палку с дозировкой. Прости. Но я не мог тебя не проверить. Груз ответственности — такой груз, который схлопывает любое доверие. А уж если доверия не было и не могло быть... Локи, ты ведь меня понимаешь? Я и сейчас тебе не доверяю. Но я рад, что ты с нами.
— Понимаю. Мне не доверяет никто, я не доверяю ничему. Никаким мировым законам. А уж себе и подавно. Я бросаю кости и надеюсь, что мною сыграет случай, который милосерднее человека.
— Если не предавать чужое доверие, будет полегче, — не выдерживает Тор.
— Наверно ты прав. Не знаю только, как применить твою мудрость. Мог ли я предать то, чего не было? Если мне и тому, кто спит рядом, снятся разные сны, кто должен перестать грезить? А если это были не сны? А может быть, никто никогда не верит чужому слову, люди просто разделяют общие иллюзии?
— Ладно, мне пора, — торопливо говорит Тони и уходит.
Тор смотрит на Локи и зачем-то ищет ответ на риторические вопросы:
— Значит, это я виноват в том, что ты сделал?
— Нет. В том, что я сделал, виноват я. Ты спас мне жизнь. Спасибо.
— Когда?
— Когда держал меня за руку.
Локи закрывает глаза, и Тор вдруг видит как он исхудал. Невозможно поверить, что они когда-то дрались на радужном мосту и Тор едва победил.
Локи открывает глаза, щелкает пальцами и оказывается одет в камзол с изумрудным отливом. Серо-бледный изможденный человек в больничной рубахе вдруг превращается в бога с царственной осанкой: отражением солнца во льду сияют глаза, локоны блещут чёрным лаком. Тор чувствует дыхание, так ему памятное — холодный и чистый воздух вершин Асгарда.
Локи улыбается ему своей дарящей улыбкой. Тора сражает радость, которую он комкает и отбрасывает прочь. Слишком дорого она обходилась в прошлом.
— Это правда, — Тор рисует рукой в воздухе, — или блестящая видимость?
— Правда, на которую не хватает средств, превращается в видимость.
— Ты вырядился как на свидание.
— Фактически, на первое.
— О чем ты вообще думал в пубертатный период?
— Ты же знаешь, о мировом господстве.
— Локи, она может тебя и не вспомнить. У младенцев короткая память.
— Я выкрутил яркость, чтобы понравиться ей заново.
*
Но она вспомнила.
— Бальдри, — зовет Локи и садится на пол.
Бальдри делает шаг вперёд, падает, но не тратя времени на плач, ползёт к Локи. Она хватает его за длинные пряди, упирается и встаёт. Они оба говорят что-то невразумительное и, видимо, понимают друг друга. Бальдри дёргает изумрудную серьгу в его ухе, с невинным намерением оставить ее вместе с ухом себе. Локи подхватывает Бальдри и целует в золотую поросль на макушке.
— Миссис Беггинс, позвольте вам представить Локи... Одинсона. Он тоже родитель Бальдри.
Миссис Беггинс медленно поднимает брови, потом опускает их:
— Ээ...Ваш супруг?
— Мой брат.
— Приемный, — добавляет Локи.
— Боюсь, я не совсем поняла...
— Он ее ... как бы это объяснить... родил. Локи у нас на переднем крае науки и даже по ту ее сторону, время от времени совершает чудеса, насилует природу, ох, извините...
— Инцест, флюидность биологического пола, молнии из рукава — для людей это, возможно, чуточку слишком, а для богов — давняя традиция, — поясняет Локи с любезной улыбкой.
Брови миссис Беггинс совершают то же путешествие в более быстром темпе.
— Миссис Беггинс, я так рад познакомиться с вами, — все лучезарней улыбается Локи, — Много о вас слышал. Спасибо за ваш труд и надеюсь, скоро вам станет легче. Я собираюсь вернуться к полноценной родительской жизни.
— Вы были в отъезде? — вежливо спрашивает миссис Беггинс.
— В тюрьме, в космосе, в мире мертвых, в больничной палате — отвечает Тор.
— Но сейчас у меня образовалось несколько свободных часов, и вы можете отдохнуть, — завершает Локи.
— Авау! — кричит Бальдри, потрясая добытой сережкой, и щедро предлагает ее Тору.
Тор сначала думает уйти вслед за миссис Беггинс, но падает в кресло, да так и не может подняться. Все же он сутки просидел, держа Локи за руку. Сквозь дремоту он наблюдает, как Локи и Бальдри проводят время на ковре. Им определенно хорошо вместе. Иногда кажется, что Локи примешивает к общению немного магии, а может и Бальдри, сама не зная того, содействует ему. Все же она дитя Локи, хотя породой и в Одина. Мозг постепенно деревенеет, и от этого перестаёт быть больно, остаётся только покой и странная легкость.
Когда он просыпается, Бальдри спит на ковре среди игрушек, накрытая пледом. Локи тоже спит, прислонившись к креслу Тора. Темная голова легко касается его колена. Тор не может и не хочет пошевелиться. Как будто кто-то выключил время для них троих. А потом этот кто-то его включит.
Локи откидывает голову и его неожиданно темные в сумерках глаза снизу утыкаются в лицо Тора.
— Я хотел, чтобы Бальдри была инкарнацией Бальдра. Говоря высокопарно, я намеревался дать миру новое начало. Если рассказывать ту же историю в логике подозрения, я надеялся похоронить свои грехи вместе с общим прошлым. Но грехи остались моими. А Бальдри — твоей дочерью.
Некоторые вещи все равно тяжко слышать. Тор спрашивает сквозь зубы:
— И какая из версий верна?
— Не знаю, может быть, третья, четвёртая, или пятая, ещё не рассказанная. Одна будет про одиночество и потерю прежних путей, другая про веру, которая опережает реальность и искажает ее, а последняя — про идиота, который создал лучшее, что у него есть и погубил лучшее, что у него было. А самая страшная из историй, где он губит то, лучше чего не бывает, уже рассказана.
— Выбери одну, чтобы ей можно было поверить.
Локи усмехается:
— Специально отобранная правда — наилучшая из неправд. Тебе нужна такая?
— Мне ничего не нужно. Забудь.
— Тебе нужно, чтобы я сказал, что я виноват. Что, то что я сделал отвратительно. Что ты вправе меня ненавидеть. Это так. Я могу повторять это вновь и вновь. Ты вправе, а я не прав. Но если бы я был прав, у нас не было бы Бальдри. И может быть, я не спустился бы в мир мертвых и не остановил одно ржавое колесо...
— Я думал, ты бросил меня ради кого-то другого, вернее, ради другой. В конце концов, я с этим смирился. А ты сделал это ради мистических опытов с моим ребёнком. Ты заранее отнял ее у меня. И все ещё считаешь это оправданием.
— Я хотел тебе рассказать. Позже. Но сначала ты бежал от меня как от чумы. А потом... это делалось все тяжелее. Я откладывал и опоздал.
— Я должен был обеспечить тебе радостную встречу? Облегчить тебе жизнь? После того, как ты исчез, даже записки не оставив?
Тор встаёт так быстро, что Локи едва успевает отодвинуться, хватает его за рукав и тащит в спальню.
Он толкает Локи на кровать и запирает дверь.
Локи смотрит на него с недоумением. Тор предпочёл бы более сильные чувства.
— Узнаешь эту постель? Мы спали на ней несколько месяцев. Иногда, обнявшись. Помнишь? Не буду спрашивать, что ты чувствовал при этом — мне достаточно унижений. Но хотя бы вчуже, не примеряя на себя, ты можешь понять, что я страдал? Я такая огромная мускулистая скотина, что невозможно в это поверить, да?
— Я не так высоко ценю своё общество. Я не только не хотел тебе боли, я думал, что освобождаю тебя от ненужного бремени. Ты считал все, что я говорю, игрой моего беспокойного ума и был не совсем не прав - эти призраки явились по мою душу, не по твою.
— Тебе являлись не призраки, а твоя любимая мысль: как бы изменить неизменяемое. Может быть, на этот раз ты достиг успеха. Поздравляю. Но и тогда, когда тебе нравилось быть злодеем, и сейчас, когда тебе нравится совсем другое, ты действуешь так, как будто ты единственный настоящий человек в девяти мирах. А ты ведь просто ...совсем иное существо. Один ничего не смог в тебе исправить. Ты убил своего настоящего отца, чтобы доказать, что ты лучший сын приемного — только уроду, монстру могло придти в голову такое доказательство!
Локи сжимает ладонями виски, и Тор понимает, что смог его задеть — не понятно чем, ведь он повторил слова, которые слышал от самого Локи. Но в этом есть какая-то желчная, свербящая радость и он продолжает:
— Мы не знаем, что в Бальдри — от тебя. Может, она подрастёт и решит, что твоя печень отлично подходит для жертвоприношения. Надеюсь, что нет. Но, в конце концов, она начнёт задавать вопросы. Тебе будет тяжело на них отвечать.
Локи, наконец, поднимает голову:
— Не знаю, помнишь ли ты, после коронации я поцеловал тебе руку.
— И сказал, что никогда не будешь моим подданным.
— А ещё, что никогда не смогу тебя предать. Это была клятва.
— Видимо, это была очень обтекаемая и подвижная во все стороны клятва.
— Если я ее нарушил, ты можешь меня наказать. Я в твоей власти. Только подожди, пока мы закончим с Таносом.
Локи выходит из спальни. Он склоняется над Бальдри, жадно вдыхает ее дыхание и выскальзывает за дверь.
*
Продолжение следует
@темы: фанфик, Мстители, Локи
ох, как смешно и нежно. А переднем крае науки — так и вовсе самое обыденное дело )
С упоением читаю. Эта часть так светло и трепетно прикидывается флаффом, спадом накала, как будто поток на равнину вынесло. И даже плоть с костей снимает как-то бережно. Очень впечатлило про переживание прощения и про надежду на милосердие случая. Всё это, конечно, остро и больно, но как будто жить останешься.
Я часто думаю, что между живыми прощение зависит только от желания быть вместе. Если оно достаточной силы, то находится способ простить всё что угодно, вообще всё. Глядя на Тора, не скажешь, что у Локи будут с этим большие сложности.
Но остаётся вопрос, а осознаёт ли Локи свою нужду. Или она так и продолжит висеть в воздухе демонстративно неназванной. Или это вообще не она в воздухе висит.
И любимый мой вопрос про третьего, как же теперь без него )) или как же теперь с ним ))
Спасибо и вдохновения!
Ваши комментарии не только вдохновляющие, они еще в самом насущном смысле полезные - вы видите те внутренние напряжения, которые в отношениях героев, в самой логике сюжета объективно есть и одной лирической стихией их не возьмешь.
"между живыми прощение зависит только от желания быть вместе", да это точно, особенно, если прощению противостоят только боль и обида (хотя и они могут дорасти до неба). Но иногда те ценности, или силы, или тяготения, которыми держится сама личность, уводят от другого прочь - прощаешь его или нет.
Мне кажется, прощение проще как раз, когда не предполагает сохранения или учреждения связи. Простить и оставить позади - это укрепляет человека, он переживает это как освобождение. . Слишком много уязвимости и ресантимента, слишком много потребности отразиться в другом и родить себя из этого отражения порой бывает в людях, чтобы не только простить, но жить в ситуации прощения. (хотя я точно знаю, что это возможно) )
А если о наших баранах:
Тор понимает, в сущности, что любит Локи, но он не видит, как ему с этой любовью жить, чтобы с ума не сойти. И Локи сознает свою зависимость от Тора, но и он не понимает как ему, такому, как он есть, быть с этой зависимостью, тем более, что видит насколько это все тяжело для другого. И еще по некоторым причинам )) Я конечно надеюсь, что они справятся. Но тут уж как дух повествования прикажет)
Ох, третий меня тоже беспокоит...
А еще я забыла вас поблагодарить за замечательное наблюдение, что Локи в этой истории попадает именно в ту ситуацию, которая в каноническом мифе отыгрывается. Играем на выход из тупика)
Вы, конечно, совершенно правы насчёт прощения с оставлением позади. Может быть, людям вообще всё друг с другом делать легче, не будучи рядом, а оставаясь в прошлом или в стороне. Может, это частный случай.
Волнуют «некоторые причины». Жду с удовольствием прояснения, какие же. Надеюсь, мое присутствие вам не помешает.
Как вы себя чувствуете? Неужели вас тоже отправили на карантин? Как вообще дела?
А я забыла написать, как впечатлила меня формула, с помощью которой Локи влиял на свой флюидный пол. До сих пор покоя не даёт. Это ведь тоже рецепт мага, пойманный художником.
У меня с карантином попросту совпал отпуск. Всё хорошо. Как все, смотрю кино и читаю дома, мне везёт находить прекрасные вещи прямо в ленте.
А вы? Все благополучно?