www.newyorker.com/magazine/2018/04/16/the-silen...

Хочу сохранить тут одно свидетельство детской травмы, о котором надо бы подумать.
На его фоне и роман "Маленькая жизнь" можно прочитать по-новому (или, наоборот, по-старому))

Junot Diaz, американский писатель из семьи доминиканских иммигрантов, в детстве был изнасилован и это определило не то чтобы всю его последующую жизнь - это не так, он мог бы и не стать известным писателем и пр. - но весь внутренний сюжет этой жизни, то, вокруг чего - вернее, вокруг молчания о чем, сокрытия чего, ускользания от чего строилась эта жизнь.

По его собственному признанию (в статье по ссылке он в первый раз публично рассказывает об этом) все, что с ним происходило определялось по существу только тем, насколько близко в эту эпоху жизни память о насилии подходила к поверхности. Депрессии, попытки самоубийства, сексуальное бессилие и, наоборот, сексуальная необузданность - все определялось неким извращенным договором с тем, с чем никогда не удавалось договориться. "Воды дошли до души моей": сейчас по грудь, а вот сейчас уже по горло, а сейчас - вода заливает уши.

"Это" всегда рядом, и главной задачей жертвы делается: не выдать "это" , не показать никому, сбить со следа некоего мнимого преследователя, который замещает саму травму. Очень важный момент: до самого последнего предела саморазрушения жертва "не хочет лечиться" - это не блажь, не слабость; видимо, таково само устройство травмы насилия: ее отрицают, чтобы жить, жизнь становится формой отрицания, отрицание становится формой вечного возвращения травмы.


Текст душераздирающий, но он помимо сострадания жертве оставляет читателя в глубокой задумчивости, и это замешательство, возможно, тоже связано с перверсивной структурой травмы.

Я, читатель, не понимаю, где заканчивается травма и начинается то, что человек с ней делает. Может ли травма превратиться в универсальный и исчерпывающий язык, на котором удается объяснить себе всю свою жизнь? Да, может конечно, но ведь и все, что угодно может - даже заговор рептилоидов. Очевидно, что в жизни Диаса было то, чего нет у большинства жертв - возможность писать. Насколько вообще все те - плохие или хорошие - способы борьбы, защиты, самотерапии и самообезболивания, которые титаническими усилиями находит человек - насколько они принадлежат самой структуре травмы и продляют ее разрушительную деятельность?


Характерно, что даже в этой длинной страстной и красноречивой статье то, что собственно случилось, описано крайне косвенным и элюзивным образом. автор только называет случившееся, а дальше уже рассказывает про потемки последующей жизни без называния. Видимо, по-другому нельзя.

Годы и годы сложной балансировки рядом с "этим", отвернувшись от "этого" - жизнь делается маленькой, потому что она мала по отношению к пропасти, в которую она падает. И это при том, что ядром травмы здесь является именно двойной (кажется), но все же - эпизод, а не все детство сплошь, как у Джуда, придуманного Янагихарой. И не оставляет глупый вопрос: может ли быть иначе? Если бы близость и доверие в семье, если бы не правило молчания о стыдном, если бы не культура латинского мачизма, которую упоминает автор... Что тогда? Является ли язык для травмы началом освобождения, действительно ли разрушительная работа травмы заключается именно в том, что ей нельзя посмотреть в лицо, ее нельзя назвать по имени? Или это неназывание есть социально-культурно-психологический элемент, который мы можем изъять, устранить и тогда у гидры будет вырвано, по-крайней мере. одно из жал?

Такое ощущение, что загадка травмы связана с фундаментальными основаниями нашего мышления о самих себе. Травма излечивается логосом, но сам логос уже трансформирован травмой и разворачивается так, чтобы ее скрыть. Логосу может помочь очень большая любовь к чему-то или кому-то, но этот травмированный логос устроен именно так, что делает ее почти недоступной.

***

Чтобы текст был под рукой, воспроизведу его здесь.

Junot Díaz

The silence: The legacy of childhood trauma



читать дальше

@темы: Травма

Комментарии
06.05.2018 в 11:21

Не прячь музыку, она — опиум (с)
У этого человека замечательно точная рефлексия и покоряющий дар слова. И тем всё ещё больше... оттеняется.

. Может ли травма превратиться в универсальный и исчерпывающий язык, на котором удается объяснить себе всю свою жизнь?
Показалось, что здесь травма нанизывает на себя почти все большие и малые катастрофы жизни. Подростковую неуправляемость, потерянность, непонимание, что делать со своей жизнью; потом — чувство некомпетентности, спады вдохновения, неписец; даже двойную жизнь в браке, измены «любимой» с многими «нелюбимыми» — на всём этом лежит тень. То, что бывает со всеми, становится поводом для еще большего одиночества, исключения себя из числа обычных людей. И self-loathing ни на каплю не перекрывается сочувствием к себе: я, читатель, слаба, дурна и грешна по природе человеческой, а он, по ту сторону черты, несёт личное, единственное клеймо. И все, что бы с ним ни случилось, будь оно хоть сто раз нормальным, превращается в персональное проклятие.

Мучительно это читать.

И не оставляет ... вопрос: может ли быть иначе? Если бы близость и доверие в семье, если бы не правило молчания о стыдном, если бы не культура латинского мачизма, которую упоминает автор... Что тогда? Является ли язык для травмы началом освобождения, действительно ли разрушительная работа травмы заключается именно в том, что ей нельзя посмотреть в лицо, ее нельзя назвать по имени? Или это неназывание есть социально-культурно-психологический элемент, который мы можем изъять, устранить и тогда у гидры будет вырвано, по-крайней мере. одно из жал?
В этой исповеди хорошо видно, что да. И видно, что им помогает: перестать быть единственными проклятыми. Поэтому и работают массовые акции «Не боюсь сказать» — важно и сказать, и услышать хор голосов вокруг.
06.05.2018 в 15:34

Eia, дорогой друг, вы смогли точно сформулировать то, что у меня расплылось и ушло в стороны:

То, что бывает со всеми, становится поводом для еще большего одиночества, исключения себя из числа обычных людей. И self-loathing ни на каплю не перекрывается сочувствием к себе: я, читатель, слаба, дурна и грешна по природе человеческой, а он, по ту сторону черты, несёт личное, единственное клеймо. И все, что бы с ним ни случилось, будь оно хоть сто раз нормальным, превращается в персональное проклятие.

Именно меня и озаботило. Травма не имеет собственного языка и хорошо бы дать человеку возможность, право и средства говорить о ней. Это безусловно. Но поразительным образом, человек, не способный говорить о самой травме, не имеющий языка для нее, тем не менее, всю свою жизнь рассказывает именно через нее, на ее языке. Возможно, это его сегодняшний фокус,обретенный после поворота, и раньше было не так, но как - мы уже не можем узнать.

Но вы правы, видимо в этом и проблема: все, что случается, превращается в способ неявного разыгрывания травмы. Но возможно ли разыграть ее прямо? Или, наоборот, можно рассказать себе другую историю о самом себе? Или сама по себе перемена нарратива ничего не даст?
То, что он описывает - интрузии, флэшбеки - похоже на то, что человек традиционной культуры определил бы как одержимость злым духом, процесс своего рода материальный. Что помогает от нашествия духов?

Ночью, уже после того, как я все это написала, я обнаружила статью в какой-то американской газете: Диаса фактически прогнали с писательского фестиваля в Австралии, потому что две писательницы обвинили его в прошлых домогательствах, случившихся когда они были студентками, а он -профессором в MIT.

Он их зажимал в углу и целовал. В общем, противное, но тривиальное и еще недавно вполне распространенное поведение.

Кажется, он и не отрицает: такое поведение очень вписывается в тот образ жизни, который он описывает в статье. Лихорадочная, истерическая потребность подтверждать свою мужественность, демонстрировать, что он сверху, что он -преследователь, а не добыча. Это похоже на компульсивно-обцессивный синдром в сексуальной сфере: надо успокоить неутихающую тревогу, совершая механические повторяющиеся действия с предметами, в роли которых оказываются другие люди. До какой степени он был свободен в своих поступках? Интеллектуально он вполне способен объяснить себе свое поведение и связать A и B, но одной дискурсивной способности видимо недостаточно.
06.05.2018 в 21:29

Не прячь музыку, она — опиум (с)
11regnullla, Именно меня и озаботило. Травма не имеет собственного языка и хорошо бы дать человеку возможность, право и средства говорить о ней. Это безусловно. Но поразительным образом, человек, не способный говорить о самой травме, не имеющий языка для нее, тем не менее, всю свою жизнь рассказывает именно через нее, на ее языке. Возможно, это его сегодняшний фокус,обретенный после поворота, и раньше было не так, но как - мы уже не можем узнать.
Нет могу сказать ничего умного. Кажется, только сейчас начинаю понимать, что именно имеют в виду психологи, говоря об идентификации себя с травмой. Наверное, есть связь между склонностью объяснять всю свою жизнь языком травмы и той степенью, в которой личность отождествила травму с собой, устранила всякое разграничение между собой и случившимся. Кажется, у Диаса заметны последствия почти полного отождествления.
Впечатляет, что с Янагихарой совпадают даже мелкие детали.

Но возможно ли разыграть ее прямо? Или, наоборот, можно рассказать себе другую историю о самом себе? Или сама по себе перемена нарратива ничего не даст?
По-моему, мы уже сейчас видим, как перемена нарратива следует за частичным исцелением. Диас уже рассказывает свою историю явно не теми же словами, которыми думал о ней раньше. Когда боль совсем уляжется, расскажет ещё третьими. И так как речь о психике, то почти наверняка это работает в обе стороны — то есть, слова могли бы потянуть исцеление за собой.
То, что он описывает - интрузии, флэшбеки - похоже на то, что человек традиционной культуры определил бы как одержимость злым духом, процесс своего рода материальный. Что помогает от нашествия духов?
А это мне у вас спросить хотелось, всегда. Вы же больше об этом знаете.
Какой-нибудь Patronum изнутри или извне человека, своей силой запрещающий духам приближаться?

Лихорадочная, истерическая потребность подтверждать свою мужественность, демонстрировать, что он сверху, что он -преследователь, а не добыча..
Очень похоже. А ещё надо быть как все в мачистской латинской среде.
Удивительное сочетание. Интересно, что бывшие студентки думают теперь.
14.05.2018 в 21:28

s-schastie
Я чувствую, что просто обязана написать вам спасибо! Хотя вы совершенно меня не знаете, как и я вас, наткнувшись на ваш дневник совершенно (и в прямом смысле) случайно — и зацепившись за знакомое имя в вашей последней открытой записи.

Мне так нравился язык Диаса (он такой эмоциальный, не знаю, всегда словно на острие, хотя, казалось бы, его описания весьма сдержанные и «штрихами») и его This is the way how you lose her, но он совершенно вылетел у меня из головы. А теперь… захотелось наверстать упущенное :)
история это совершенно шокирующая, я совершенного не знала, впрочем, все что меня в своё время интересовало это несколько фактов про то, что он получил награду по литературе и что, да, он доминиканского происхождения…
14.05.2018 в 21:59

s-schastie, спасибо вам)

Диас сейчас в центре скандала - приставал к молодым писательницам, насильно целовал. В общем, довольно характерное для травмы насилия нечувствие чужих границ, воспроизводящее пролом в собственных. такая передача импульса насилия через поколения - к счастью, в его случае, - уже в предельно ослабленном виде. Очень жаль всех.

А вы, получается читали его книги - а какие вы бы рекомендовали?
14.05.2018 в 22:34

s-schastie
11regnullla, все и правда связано - потому что я до сих пор не понимаю, как могла натолкнуться на такой замечательный пост про Диаса из-за своих кривых (но явно пророческих) рученек хд

А вы, получается читали его книги - а какие вы бы рекомендовали?
я читала ту, к которой по глупости прибавила «the way» выше — This is how you lose her (не уверена, что это даёт мне право гордо что-то советоватьпотому что я почти не стихала у него ничего — всего одну книгу; и какой-то незапомнившийся короткий рассказ, в переводе, может, потому и не запомнившийся, кстати)
И мне правда понравилось; книга, вообще говоря, не грустная-грустная, но от нее какое-то накрывающее ощущение по прочтении остаётся. А язык Диаса и правда — что-то с чем-то!

меня немного смущал и выбивал из колеи испанский, но что-то, как в статье для НЙТ, и без обращения к гуглу-переводчику ясно )
теперь, в свете этой статьи у Диаса не жизнь — а какой-то откровенный фанфик, хах
02.07.2018 в 01:08

мы уйдем из зоопарка
о, спасибо.
не знала тоже, начала случайно читать этот пост, зацепилась за фамилию - и вот.
читала у него "невероятную фантастическую жизнь оскара вау" - очень прекрасная книга.
26.05.2019 в 20:06

Он смотрел на меня со сдержанным скудоумием (с) // Валютный фикописатель
Давно про вас не слышно, но - с днём рождения!