Прекрасному и мудрому другу, который поразил меня в сердце одной метафорой
У моей подруги-психотерапевта случилась поразительная клиентка. Барби, женщина, полая изнутри. Красивая, сорокалетняя, делающая некоторую карьеру, и с кучей психотерапевтов в анамнезе.
Все, что она думала о себе, чувствовала от собственного существования - все упиралось только в то, как она выглядит, достаточно ли высоко котируется на рынке "отношений", с которого она ни на секунду не уходила. С ней было сложно разговаривать, потому что она будто и не подозревала, что люди иногда отвлекаются, думают не себе. И дело вовсе не в чрезмерной любви к себе: ведь она, непрерывно глядя в зеркало, о себе никогда не думала, пожалуй даже и в собственном теле не бывала, а получала его только в проекции анонимного чужого взгляда, который должен её выбрать. Любить этот взгляд, как и то, на что он направлен, было невозможно. Она вообще не могла относиться к себе изнутри и все остальные предметы, попадавшие в это бедное зеркало, так же лишались своей внутренней силы. Они существовали только в оценке "людей" - самих же людей не было. Не клиент, а просто иллюстрация к das man Хайдеггера.
И все это ее не мучило. Мучили её пресловутые "отношения". Она с какой-то фанатической узостью была нацелена на выбор несуществующего "принца" (честное слово, так и говорила - принца) и последующую "свадьбу". Никакие реальные связи не доставляли ей ни грана удовольствия. Она вообще ничего не чувствовала. Подозреваю, она и за пределами отношений ничего не чувствовала, но это ей казалось нормальным.
Не шатко, не валко продолжались сеансы. Однажды психотерапевт, повинуясь какому-то мутному эху в голове, спросила:
- А вот знаете стихи:
В глубине во тьме печальной
гроб качается хрустальный - Они вам ничем не отдаются?
Дева побледнела и продолжила с полуслова. Оказалось, она любит и помнит их с детства (не удивительно, вряд ли она за порогом школы какие-нибудь стихи читала).
Обе знали: что-то случилось. Что - неизвестно.
Но хрустальный гроб пошёл трещинами.
На недавнем сеансе эта женщина в золотом панцире вдруг растерянно сказала, что теперь она может выйти на улицу без раскраски и ей нормально. Не страшно.
И не пойти на вечеринку, где будут "мужчины", тоже не страшно. Нет чувства, что она проваливается в бездну несуществования.
Сама она не знает что и думать и несколько встревожена ослаблением собственной бдительности - не выпускает ли она "контроль над собственной жизнью" из рук?
На самом деле, контроля не было - был душераздирающий страх, сознание абсолютного поражения, уже до-всего случившегося - ужас, прикрыть который мог только блистающий гроб.
Никакой морали у этой истории нет, как, к счастью, нет её у жизни.
Макияж не при чем, и вечеринки. Можно представить себе другой гроб, в котором царевна лежит равномерно бледная. Важно лишь то, что там лежит живое (или не совсем мертвое) существо. Оно еще дышит. Оно видит сны, отражающиеся от стенки гроба. И как представишь себе, что это ты сам...
У моей подруги-психотерапевта случилась поразительная клиентка. Барби, женщина, полая изнутри. Красивая, сорокалетняя, делающая некоторую карьеру, и с кучей психотерапевтов в анамнезе.
Все, что она думала о себе, чувствовала от собственного существования - все упиралось только в то, как она выглядит, достаточно ли высоко котируется на рынке "отношений", с которого она ни на секунду не уходила. С ней было сложно разговаривать, потому что она будто и не подозревала, что люди иногда отвлекаются, думают не себе. И дело вовсе не в чрезмерной любви к себе: ведь она, непрерывно глядя в зеркало, о себе никогда не думала, пожалуй даже и в собственном теле не бывала, а получала его только в проекции анонимного чужого взгляда, который должен её выбрать. Любить этот взгляд, как и то, на что он направлен, было невозможно. Она вообще не могла относиться к себе изнутри и все остальные предметы, попадавшие в это бедное зеркало, так же лишались своей внутренней силы. Они существовали только в оценке "людей" - самих же людей не было. Не клиент, а просто иллюстрация к das man Хайдеггера.
И все это ее не мучило. Мучили её пресловутые "отношения". Она с какой-то фанатической узостью была нацелена на выбор несуществующего "принца" (честное слово, так и говорила - принца) и последующую "свадьбу". Никакие реальные связи не доставляли ей ни грана удовольствия. Она вообще ничего не чувствовала. Подозреваю, она и за пределами отношений ничего не чувствовала, но это ей казалось нормальным.
Не шатко, не валко продолжались сеансы. Однажды психотерапевт, повинуясь какому-то мутному эху в голове, спросила:
- А вот знаете стихи:
В глубине во тьме печальной
гроб качается хрустальный - Они вам ничем не отдаются?
Дева побледнела и продолжила с полуслова. Оказалось, она любит и помнит их с детства (не удивительно, вряд ли она за порогом школы какие-нибудь стихи читала).
Обе знали: что-то случилось. Что - неизвестно.
Но хрустальный гроб пошёл трещинами.
На недавнем сеансе эта женщина в золотом панцире вдруг растерянно сказала, что теперь она может выйти на улицу без раскраски и ей нормально. Не страшно.
И не пойти на вечеринку, где будут "мужчины", тоже не страшно. Нет чувства, что она проваливается в бездну несуществования.
Сама она не знает что и думать и несколько встревожена ослаблением собственной бдительности - не выпускает ли она "контроль над собственной жизнью" из рук?
На самом деле, контроля не было - был душераздирающий страх, сознание абсолютного поражения, уже до-всего случившегося - ужас, прикрыть который мог только блистающий гроб.
Никакой морали у этой истории нет, как, к счастью, нет её у жизни.
Макияж не при чем, и вечеринки. Можно представить себе другой гроб, в котором царевна лежит равномерно бледная. Важно лишь то, что там лежит живое (или не совсем мертвое) существо. Оно еще дышит. Оно видит сны, отражающиеся от стенки гроба. И как представишь себе, что это ты сам...
И дело вовсе не в чрезмерной любви к себе: ведь она, непрерывно глядя в зеркало, о себе никогда не думала, пожалуй даже и в собственном теле не бывала, а получала его только в проекции анонимного чужого взгляда, который должен её выбрать. Любить этот взгляд, как и то, на что он направлен, было невозможно. Она вообще не могла относиться к себе изнутри и все остальные предметы, попадавшие в это бедное зеркало, так же лишались своей внутренней силы.
(Думаю, тут и самовлюбленность есть — ведь должны же выбрать, не могут не, хватило бы только умения преподнести то, что есть, в должном свете. А от того, что не хватает — злость на себя и досада.)
На самом деле, контроля не было - был душераздирающий страх, сознание абсолютного поражения, уже до-всего случившегося - ужас, прикрыть который мог только блистающий гроб.
Вот это очень здорово сказано ))
Я часто слышала от зрелых женщин, что "замуж хоть раз сходить надо" — в смысле, чтобы подуспокоиться. Страх должен до некоторой степени улечься от такой хоть раз зафиксированной в документах избранности.
Не ужас, конечно, но легкие формы беспокойства, имхо, многим знакомы.
Гроб есть у очень многих. Это защита от того, что никогда не случалось - от конца света, который случится, если мы почувствуем "как оно все на самом деле". И поэтому мы никогда "этого" не чувствуем. Но именно отсутствующим этим так много определяется в жизни.
К счастью, по гробу ползут трещины ))
Но ведь до смешного доходит: не опознала бы я в себе эту женщину, если бы при словах подруги о макияже, не вспомнила, как в шестнадцать лет в археологической экспедиции не могла выйти на раскоп, не накрасив губы. Одна была такая )) Никаких принцев не хотела, хотела страстей, пила самогон, выдумывала собственный метафизический язык и вообще саму себя. А за этим стоял именно подавляющий страх, что если не накраситься, меня не будет - то есть мое не-существование станет всем заметно. Краска была маскировкой - привлекала внимание, но на самом деле уводила его в сторону. Жизнь как отведение глаз - своих и чужих.
ЕСТЬ! поэзис спасёт! всех!! всё!!
для меня все волшебство этой истории - именно в тонкой трещинке, которую по земной коре пускают несколько строчек.
ну впрочем это опять вопрос открытости. наверное, когда читаешь доброжелательно, с любовью, невозможно быть сторонним наблюдателем в любом случае
ну и вопрос... что ли... потребления. свиридов жаловался, ему казалось, что все забыли, что музыка - не только для слушанья, она для музицирования.
Это Мандельштам хорошо чувствовал. Помните, про Ариоста:
Во всей Италии приятнейший, умнейший,
Любезный Ариост немножечко охрип.
Он наслаждается перечисленьем рыб
И перчит все моря нелепицею злейшей.
И, словно музыкант на десяти цимбалах,
Не уставая рвать повествованья нить,
Ведет туда-сюда, не зная сам, как быть,
Запутанный рассказ о рыцарских скандалах.
На языке цикад пленительная смесь
Из грусти пушкинской и средиземной спеси —
Он завирается, с Орландом куролеся,
И содрогается, преображаясь весь.
И морю говорит: шуми без всяких дум,
И деве на скале: лежи без покрывала...
Рассказывай еще — тебя нам слишком мало,
Покуда в жилах кровь, в ушах покуда шум.
О город ящериц, в котором нет души, —
Когда бы чаще ты таких мужей рожала,
Феррара черствая! Который раз сначала,
Покуда в жилах кровь, рассказывай, спеши!
Вот и я попалась - цитирую, не могу остановиться! Рассказывай, спеши!
я в общем с вами согласна, но по моей "теории" вы просто получаетесь орфический, а не гомеровский читатель, вот и все)))