Эдуард II

[11regnullla]

Я посмотрела "Эдуарда II" Дерека Джармена сразу по прочтении пьесы Марло и хорошо сделала. Так мелкая нарезанная взвесь текста приобретает смысл - важно, что Джармен берет, а что отбрасывает, где он верен Марло, а где выворачивает наизнанку.


У Джармена это история про зло в природе вещей. Зло - власть. В это зло погружено автаркическое одиночество короля, который хочет сделать из власти игрушку для своей любви, ergo для своего любовника, но власть сильнее. Она подминает под себя и короля, и мятежную королеву Изабеллу с ее честолюбивым фаворитом, и разнообразную массовку с обеих сторон. Предсказуемо для Джармена, хотя и в разладе с историей Марло: короля у него поддерживают демонстранты демократического вида (с плакатами в защиту меньшинств), мятежников - войска и полиция. Но, по существу, это не важно. Обе стороны режут друг друга как свиней, и убийца, который у Марло появляется лишь в конце пьесы, тут с первой сцены - молчаливый конфидент Эдуарда, тот, кто может позволить себе сочувствие. Смерть - это единственная правда, потому что она - и явный язык власти, и его скрытый денотат; все остальное - печальные или жестокие иллюзии. И ты думал, что можешь позволить себе счастье?


Марло конечно тоже про зло самого человеческого состояния, но и еще про тысячу вещей, как это свойственно старым поэтам.

Герои Джармена не имеют воли. Герои Марло потому и герои трагедии, что имеют силу волить. Каждый из них испытывает совершенно оправданные чувства, и каждый будто повреждается в своем волении. Мортимер выглядит благородным смельчаком, пока не оказывается узурпатором престола и цареубийцей, а мы и не заметили. Королеве ничего не нужно кроме утраченной нежности супруга, а вот она уже любовница и соучастница Мортимера. Гавестон, всесторонне непривлекательный, действительно любит короля и навлекает на него гражданскую войну.

Здесь нет и не может быть процесса развития, единство времени ослаблено: действие хотя и не умещается в один день, как требует классическая поэтика и напоминает Сидни, но сохраняет непрерывность курьерского поезда. Это дает побочный, но согласующийся со смыслом эффект: действие как удав заглатывает персонажа, все его изменения не объясняются ни извне, ни изнутри (хотя мотивировок и того и другого рода предостаточно), волевой акт, в конце концов, оказывается подобен броску костей, а его последнее обоснование - игра с фортуной, притязание на максимальную ставку блаженства, которую каждый может сорвать, просто потому что участвует в игре.

Главное потрясение Эдуарда - не гибель Гавестона, а открытие, что корона божьего помазанника не обеспечивает выигрыша, что и она тоже - приз Фортуны. Все может быть получено, а это значит, что все может быть отнято, и финал игры - всегда проигрыш. Нет ничего, что можно назвать своим, даже собственные страсти.

Конечно никакой "ренессансной идеи свободной самоутверждающейся личности", как когда-то любили писать, здесь нет. Есть старая идея колеса фортуны - анонимного механизма справедливости в тотально несправедливом "мире сем". Другое дело, что сердце человеческое остается глухо к этому суду и не признает его вердикта.
В сущности, все герои Марло - тираны. Тиран - это не просто нелегитимный государь, это тот, кто переступает через верность своему долгу. Тот, кто пытается подняться над долгом, падает ниже его.

Лет за десять до появления "Эдуарда II" Филипп Сидни в своей "Защите поэзии" видит назначение трагедии именно в обнаружении взаимной связи тирании и рока: "Итак, (я думаю), никто не осудит истинное назначение Комедии и того менее высокой и прекрасной Трагедии, которая вскрывает раны и обнажает спрятанные под парчой язвы; короли из-за нее боятся быть тиранами и тираны открыто проявлять свой тиранический нрав; пробуждая восхищение и сострадание, она учит, как ненадежен этот мир и на каком шатком фундаменте возведены золотые крыши; от нее мы узнаем:

Qui sceptra saevus duro imperio regit,
Timet timentes, metus in auctorem redit {*}.
{* Грозный, правит он твердою властью, устрашает робких; страх же
возвращается к породившему его}


Мортимер гибнет почти сразу за Эдуардом и перед казнью говорит главное:

Теперь я вижу,
О подлая Фортуна, что есть точка
На колесе твоем, к которой люди
Стремятся до тех пор, пока стремглав
Не упадут. Я прикоснулся к ней -
И вижу, что уж выше не подняться.
Что ж горевать мне о моем паденье?
Прощайте, королева, и не плачьте
О Мортимере! Мир он презрел. Ныне,
Как путешественник, край неизвестный
Идет он открывать.

Приговаривает Мортимера моментально созревший наследник - Эдуард III. Марло прибегает к тому же приему, что Шекспир: мир, истребивший себя до донца, обновляется приходом нового невинного суверена.
Отец мой, в дар тебе сюда кладу
Я голову коварного злодея,
А эти слезы пусть порукой будут
Печали и невинности моей.

"Innocency" - главное его сокровище и источник силы.

И вот по этой невинности Джармен наносит прицельный удар. Его мальчик, украшающий себя серьгами и губной помадой, кривящийся на высоких каблуках, сначала кажется просто сыном своего отца, но душераздирающий финал открывает худшую правду.

Нет никакого искупления грехов, нет обновляющей время невинности молодого короля: Эдуард сидит на клетке, внутри которой навсегда заперты королева и Мортимер, покрытые какой-то адской плесенью, и дразнит их, не могущих умереть, точно так же как кадром раньше никак не может умереть его отец, запертый в своей клетке со своим убийцей.

Время остановило свой ход, потому что не обнаружилось нового человеческого существа или того убежища в природе человеческой, которое могло бы выносить новизну.

Нет даже смерти, есть сон о смерти, не могущий завершиться.

Все же у двуличных и жестоких людей четырехсотлетней давности оставалось что-то еще. Странная невинность сердца.


Вот, например:

Comments

[Сашка О.]

С днем рождения!

[camambert]

11regnullla,
Нисколько не претендуя на литературоведческий анализ.
Только потому, что "Эдуард ||" - один из моих любимых фильмов у Джармена.

«И только сейчас я внезапно осознал, что ключ к "Эдуарду" для меня — это то, что нас не должны убивать в конце...
И на самом деле орудие убийства должно быть отброшено убийцей.
Я имею в виду, что каждый убивает то, что он любит, понимаете? Перевернуть все!»
Это слова Джармена после премьеры «Эдуарда».

Он писал, что во многом отождествляет себя с этим королем.
Его борьбу со своей многолетней борьбой за право на однополую любовь.
Мне кажется, что похожая позиция была у Форстера, автора «Мориса», который сказал,
что если бы в его романе не было хэппи энда, то его не стоило бы и писать.

С одной стороны, фильм Джармена - это взгляд гея на историю, рассказанную гетеросексуалом с позиций христианской культуры.
Кажется, что это очевидно и такая простая позиция - «мы будем любить и не умрем за это (бог, рок, общество, мораль не покарают нас)»
- кажется слишком простой, примитивной по сравнению с высоким пафосом европейской трагедии – разрубающей смертью
все неразрешимые противоречия: между любовью и долгом, любовью и властью, любовью и моралью.
Но христианская идеология сама неоднозначна в вопросе отношений с гомосексуализмом,
как следствие - трагедия классической эпохи не может назвать свой источник противоречия
и вынуждена повторяться снова и снова не находя разрешения, не имея развития.
«Цель трагедии «"очищать сердца посредством жалости и ужаса"» - время возвращается в изначальную точку, сделав очередной круг.

С другой стороны, Джармен художник 20-го века. Сославшись на Фрейда, можно сказать, что произведение искусства - это всегда свидетельство внутреннего мира художника и точки невроза, дающей непосредственный импульс к творчеству.
Произведение искусства - сублимированный невроз и попытка его излечения.
Эстетика выхода из трагедии, освобождения от рокового проклятия несколько отличается от эстетики неразрешимой трагедии,
но обладает не меньшей очистительной и обновляющей силой.
Мне кажется, что смысл концовки фильма не только в том, что Эдуард-Джармен остался жив, но и в том, что герой, переживший трагедию, обретает способность видеть и чужие трагедии – заключенные в клетку Изабелла и Мортимер перестали быть смертельными врагами, но они ждут разрешения своего противоречия. Ограничение их власти и ограничение пространства до размеров клетки –
это и взгляд снаружи и обозначение христианско-гетеросексуальной культуры как опасно противоречивой и требующей внимания к этим внутренним противоречиям.

[camambert]

11regnullla, С днем рождения Вас.
Вы сами бесценный подарок, мыслимо ли подарить что-либо Вам.
Будьте счастливы.

[11regnullla]

camambert, сердечное спасибо за поздравления и, главное, за такой замечательный отклик!

Я, по большей части, согласна со всем вами сказанным, и вообще очень люблю Джармена. Но мне кажется, что певцом счастливой любви и финального всечеловеческого очищения его трудно назвать. У него все в клетках и навсегда в них останутся, хотя все в разных. Его сочувствие к человеку не исключает начального отвращения, смешанного с возбуждением, но следует за ним.

А у Марло смерть дает грешному человеку просиять, иногда в первый и последний раз. Смерть - это та трагическая сцена, для которой никто не низок (А у Джармена - смерть потому и не может завершиться, что она - самая последняя низость, а падать некуда). Другое дело, что люди Марло, пока они в силе, пострашнее хрупких героев Джармена. Вот уж действительно "явление торжествующего зверя".

Конечно, для Джармена в центре то, что для Марло просто условие фабулы - стигма гомосексуальности. И никакой неловкости в ее разрешении у Кристофера нет, потому что нет еще и в помине викторианского ужаса перед "перверсией": любовь короля всего лишь одна из разновидностей человеческих страстей, любовь королевы к Мортимеру - другая разновидность. Вспомните этот замечательный примирительный монолог о том, что "и древние так любили".

Я имею в виду, что каждый убивает то, что он любит,

- Да, вот про это Джармен и рассказал свою историю. И хэппи энда здесь нет.

[11regnullla]

Сашка Огеньская, спасибо! Мне очень приятно!

[Сашка О.]

11regnullla, а мне приятно, что вам приятно Я с большим удовольствем читаю ваш дневник.

[camambert]

11regnullla,

певцом счастливой любви и финального всечеловеческого очищения его трудно назвать. У него все в клетках и навсегда в них останутся, хотя все в разных. Его сочувствие к человеку не исключает начального отвращения, смешанного с возбуждением, но следует за ним.

Совершенно верно. Певцом счастливой/несчастливой любви можно быть в 20 лет,
к 30-40 эта физкультура уже порядком утомляет и приходит понимание,
что самым прекрасным чувством на земле природа прикрывает свои интересы.
К некоторым счастливцам это понимание приходит раньше, к некоторым никогда,
но участвовать в играх матушки-природы приходится всем.
Чувство отвращения поэтому, очень понятное чувство.
XV1-й век - это относительная молодость европейской культуры, это возраст, в котором подростки не способны на компромиссы
и любое противостояние идей разрешается только очистительной смертью с громогласным призыванием Господа в свидетели.
Джармен показывает не финальное всечеловеческое очищение, а именно выход из своего внутреннего невроза.
Непримиримая борьба не на жизнь, а на смерть вдруг разрешилась внутренним принятием самого себя,
своей гомосексуальности не как вины, проклятия, наказания, а как обычного естества.
Лопнула раскаленная струна внутри, боль ушла, и уже не найти того места внутри, где так жгло и болело.
Ему 49 лет уже было, для него тип сексуальности давно уже был тем, что задает, определяет тип эстетики для художника, а не предпочтительный способ постельного секса.
Это чувство освобождения усталого человека от многолетней боли одновременно меняет очень многое и, в то же время, ничего уже не может изменить.
Мир понятен, известен, скушен и покрыт вековой пылью, если не наполняешь его своей страстью или своей болью.
Джармен писал, что много лет им двигала злость, а потом эта злость ушла.
Его метафора - люди, сидящие в клетках своего естества - очень точная, по-моему.
Это своеобразный момент тишины, покоя, но для старых людей и старых страстей это выглядит как присыпанная пылью усталость.

И еще это вопрос к себе и к миру - от какого источника теперь питать свою жизнь, свое творчество, свой полет, если прежний источник иссяк.
Если внутренние, они же внешние, враги побеждены, то из чего извлекать новую боль и страсть, которые способны будут отправить в новый полет.
Или мир навсегда уже останется расформированным по пыльным клеткам, снабженным ярлычками с подробными наименованиями на двух-четырех-шестнадцати языках.

Вы правы в том смысле, что автор в фильме отказался использовать известный, привычный тип очищения через смерть и это несколько неожиданно выглядит.
Но мне кажется, что его запрос на очищение жизнью должен быть неимоверно актуален для современного европейского сознания.

[11regnullla]

camambert, да, я с вами совершенно согласна про Джармена - мне это его решение о невозможности смерти показалось очень важным и сильным - но не потому что оно "лучше", чем у Марло, а потому что нам о нас самих много сообщает. Вот только никакого упования на очищение жизнью я в этом фильме не вижу. И вообще все мной написанное не было критикой Джармена, но попыткой зафиксировать его своеобразие. Хотя и здесь индивидуальный дух с духом времени перемешан.
А вы про него замечательно написали! )

Певцом счастливой/несчастливой любви можно быть в 20 лет,
к 30-40 эта физкультура уже порядком утомляет и приходит понимание,
что самым прекрасным чувством на земле природа прикрывает свои интересы.
К некоторым счастливцам это понимание приходит раньше, к некоторым никогда,
но участвовать в играх матушки-природы приходится всем.

- Вот это мне не очень понятно. Мне кажется, современный человек привык делать трагическое мировоззрение из не очень для этого подходящего и к тому же условного дарвинизма. Природа как таковая никаких целей не имеет, ничего не прикрывает. Не только половой инстинкт, все наше существование воплощено биологически - это не имеет отношения к тому, в чем мы сами обречены искать и (не) находить смысл. Мы исполнены в природном материале, но сама природа уже не может выступать для нас априорной формой, она открыта, непредрешена.

И кстати вольное отношение к смерти - вольный выбор смерти, который и является вершинным пунктом трагической формы - и есть та точка, где человек признавая свою главную биологическую границу - смерть, берет ее в себя и присваивает и одновременно освобождает от природного присвоения. Смысл смерти именно в том, что она из источника нашего рабства обращается в последнее неопровержимое явление свободы. Она именно ради очищения жизни и дана.


То, что Джармен от нее отказывается, очень показательно, но я вовсе не думаю, что в своей трактовке он не прав в смысле верности интерпретации. Он высвобождает "подземелье ведьм", которое у Марло есть, ох как есть, но еще связано самим строением трагической формы.

Его метафора - люди, сидящие в клетках своего естества - очень точная, по-моему.
Да, это точно. Но из клетки видно что-то недоступное для узника, однако существующее. Всегда видно, пока смотришь. Сколько бы сиделец себя не убеждал, что это порождения усталого мозга.

Но это у меня не претензия к Джармену - он свою историю рассказал отлично.

Мне кажется, что смысл концовки фильма не только в том, что Эдуард-Джармен остался жив, но и в том, что герой, переживший трагедию, обретает способность видеть и чужие трагедии – заключенные в клетку Изабелла и Мортимер перестали быть смертельными врагами, но они ждут разрешения своего противоречия.

- Мне очень нравится это толкование, хочу в него верить) . Но, кажется, содрогание, внушаемое этой сценой, говорит нам, что разрешения не будет. Этому мальчику никого не жалко, как и самому будущему - оно завороженно играет с ужасным, не в силах ни освободиться от него, ни освободить его, ни его преобразить. И это кстати очень точный образ отношения человека к "тяжелому прошлому".

[camambert]

11regnullla,

И кстати вольное отношение к смерти - вольный выбор смерти, который и является вершинным пунктом трагической формы - и есть та точка, где человек признавая свою главную биологическую границу - смерть, берет ее в себя и присваивает и одновременно освобождает от природного присвоения. Смысл смерти именно в том, что она из источника нашего рабства обращается в последнее неопровержимое явление свободы. Она именно ради очищения жизни и дана.

Совершенно верно и очень точно сказано. Если выбор смерти как выхода, как решения сделан добровольно и сознательно.
У Марло, насколько я понимаю, об этом нет и речи. Эдуарда к физической смерти приговаривают внешние силы и времени чтобы дозреть до такого самостоятельного решения у него не было.
Или дожить до смерти своих страстей.

Мне кажется, что у Джармена в конце фильма показан не окончательный итог и ответ для всех, а промежуточный результат.
Переход истории с внешнего уровня на внутренний.
Нет и не будет больше "всеобщего очищения" - каждый свое освобождение и очищение взращивает у себя внутри.
Старая история закончилась и пылится в клетке, а новая еще не началась. И начнется, если начнется, не в этих декорациях.

Но, кажется, содрогание, внушаемое этой сценой, говорит нам, что разрешения не будет. Этому мальчику никого не жалко, как и самому будущему - оно завороженно играет с ужасным, не в силах ни освободиться от него, ни освободить его, ни его преобразить. И это кстати очень точный образ отношения человека к "тяжелому прошлому".

Этот мальчик интересен. Он был участником и свидетелем всех страстей, всех убийств, всех столкновений. В нем опыт каждого из участников и всей битвы целиком. В нем нет еще собственного интереса, толкования этой истории, направления развития. Он не может быть невинным, незрячим, глупым. Он уже знает, чем заканчивается каждый из видов страсти и начинает свою жизнь с этого места.
С места, в котором закончились страсти предыдущего поколения.

Невозможно быть невинным. Невозможно победить зло, убив его носителей.
Невозможно освободить тех, кто томится в клетке.
Нет больше внешних сил, которые придут, чтобы спасти или покарать.
Это промежуточный результат и поворот взгляда внутрь себя.

Для меня разрешающим итогом этого фильма было то, что произошло внутреннее освобождение Джармена, о котором он сказал, а не освобождение героев на экране.

Но я люблю этот фильм за другое. Мне нравится сцена танца двух мужчин в начале фильма. Очень короткая, к сожалению.
Танец - сложное искусство, человек участвует в нем весь, целиком и если танец двоих гармоничен, то это красивый символ настоящей любви.
Мне нравятся костюмы, которые говорят о каждом из героев больше, чем их слова и поступки. Символика костюмов приближает фильм к балету.
Мне нравится, что показанное в фильме насилие, неизбежное в этой истории, не бьет по нервам. Не перетягивает внимание на себя.

Совершенная красота каждой сцены - декораций, костюмов, актеров - мне кажется, что это то, что меняет смысл трагедии гораздо больше, чем финальная сцена.
У Джармена-художника на все вопросы есть ответ художника, не всегда сводимый к словам.

[11regnullla]

Совершенная красота каждой сцены - декораций, костюмов, актеров - мне кажется, что это то, что меняет смысл трагедии гораздо больше, чем финальная сцена.
У Джармена-художника на все вопросы есть ответ художника, не всегда сводимый к словам.

camambert, я совершенно согласна. Собственно и слова в талантливом тексте не сводимы к словам - к своей дискурсивной развертке. Все, что мы с вами обсуждаем, Джармен сообщил не словами - текст Марло порезан, но не изменен. Конечно, сами наши обсуждения - это уже вторичная идеологизация, что поделаешь.)

Именно душераздирающая красота сцены, где Изабелла, покрытая пеплом и прахом, тянет руки к своему сыну, а тот дразнит ее как зверя, и заставила меня вдруг понять - времени больше не будет, все действительно заперты навсегда во внутреннем, которое стало внешним, и наоборот. Нет у Джармена трансцендентного спасения для этого мира, как вы верно написали.

Сцена с танцем прекрасна, такой лирический гротеск.

[camambert]

11regnullla, Есть у меня желание немного пооправдываться и поизвиняться.
Человек, который в детстве отождествился с облаками и их отражениями в луже, вырастает, наверное, не совсем гуманоидом))
То, что касается человеческих трагедий, их признаков и этапов прохождения, я наверное, не очень чувствую и не очень понимаю.
Или отстраняюсь раньше, чем до меня доходит. Поэтому мне чрезвычайно интересно то, что вы пишете, но я не могу отвечать вам в той же модальности.
Слов для этого у меня точно нет.
С одной стороны, мне кажется, что мои несимметричные ответы делают общую картину более объемной, но с другой, я понимаю, что несколько злоупотребляю вашим терпением, вынуждая приводить новые и новые доводы в защиту жанра трагедии, но не подтверждая своего согласия с ними.
В общем, как-то так.

[11regnullla]

camambert, расскажите про отождествление с отраженными собаками!

Я очень благодарна, за то, как проникновенно вы написали про Джармена. Жаль, что я очень давно смотрела "Караваджо" и "Витгенштейна" - люблю, но обсуждать не могу - о них осталась только почти физиологическая память чувства.

[camambert]

11regnullla, Прочитала пьесу Марло. Красивая вещь.

Мне показалось, что Марло написал, в том числе, об опасности, которая подстерегает любого, кто приближается к власти или уже облечен ею.
В его пьесе власть и любовь существуют не только как проявления чувств героев, но существуют также и сами по себе - имеют собственную логику, развиваются по своим внутренним законам и именно они двигают сюжет, а не герои. Изабелле, ее сыну, Гавестону свойственны сомнения, перед принятием каждого решения они колеблются, взвешивают, что выбрать: свое право на чувство или предписания долга. У них нет спонтанных проявлений чувств, они медлят и как будто ждут, что решение за них примет кто-то другой - вмешается судьба и всё решит за них.
Только Мортимер, пожалуй, следует за чувством долга и чувством власти, не рефлексируя. Только ему свойственно объяснять свои поступки как оправдание уже свершившегося, чувства принимают решения за него, он им следует .

Эдуард 11 и Мортимер обречены именно в силу того, что один по праву рождения принимает корону и власть, а другой следует своему чувству власти и преступает закон. Но власть не принадлежит ни тому, ни другому, она позволяет поиграть с собой, чтобы потом убить заигравшегося.
Этой опасности Эдуард и Мортимер не чувствуют и погибают каждый в свое время. Об этой опасности знает наследник и не спешит занять престол как будто чувствуя - управлять этой стихией невозможно, можно только стать ее жертвой.

Показалось интересным, что Эдуарда осуждают и преследуют не за гомосексуальную связь, а за то, что он возвысил безродного фаворита, обойдя благосклонностью тех, кто имеет на нее право по своему социальному статусу. Осуждают не за любовь, а за то, что растратил казну на свое увлечение, нарушил порядок сословных отношений в сословном обществе. Даже Изабелла борется не столько за любовь мужа, сколько за свое право жены и королевы, данное ей законом.

Вы упомянули Бенедикта, который говорил о своем желании сыграть Эдуарда 11.
Это интересная идея и, по ощущениям, это его роль, ему это близко.
Ведь можно победить или проиграть в борьбе, но это ничего не решает.
И право на любовь - не то же самое, что сама любовь.
В любви в отличие от власти не всегда можно быть экстравертом.
У Бенедикта есть по крайней мере две роли, где он играет именно это -
в фильмах "Последняя из рода Болейн" и "Последний враг".
Было бы интересно, если бы Бенедикт сам выступил в качестве режиссера, у него есть вкус к таким вещам.

[11regnullla]

camambert, вы очень точно написали, что "власть не принадлежит ни тому, ни другому, она позволяет поиграть с собой, чтобы потом убить заигравшегося". Власть всегда сохраняет свой центр внутри себя, она не бывает орудием, хотя и порядочный человек, и негодяй пытаются сделать ее таковым. И роковая амбивалентность поведения Эдуарда - в том, что он избегает осознать ее, опираясь в своем побеге на ее же исключительные преимущества, на сомнительный дар абсолютной власти не только следовать закону, но и творить его (а это ведь уже гибрис, гордыня). Его любовь есть утверждение чистого произвола: "я могу сделать все из ничего". И в то же время это оборотная сторона собственного дара любви с ее вечной интуицией - в возлюбленном это "все" уже есть и я только воздаю ему должное.