Новое рождение - 8

[aascessa]

Глава восьмая

*


Дверь распахивается. Бальдри, размахивая желтым автобусом, бросается к Тору:

— Па! Па! Буу!

А Локи стоит на месте и смотрит на Джейн Фостер. На его устах возникает чарующая улыбка. Лишь немного медленнее, чем обычно. Как у Чеширского кота. Джейн вздрагивает при виде Локи и растерянно переводит взгляд на Бальдри.

— Это... Ах да, вы же знаете друг друга, — бормочет Тор.


Оба смотрят на Тора укоризненно.


— Добрый день, Джейн, — говорит Локи, — Незабываемое знакомство.

— Да, незабываемое... Тор, это... твоя дочка? Ты не говорил... Малышка, как тебя зовут?

— Бай, — отвечает Бальдри, но на всякий случай утыкается Тору в колени.

— Это моя дочь, — говорит Локи, — Бальдри, пойдём, мы не вовремя.

Тор открывает рот, чтобы уточнить статус Бальдри, но, представив, что именно придётся уточнять, меняет тему.

— Как твои минералы? Не зря ездил? — спрашивает он, пока Бальдри, чьё смущение не длится более минуты, набивает рот печеньем.

— В общем, да. Катализатор сработал, процесс пошёл.

— Хорошо. У меня тоже. Тони модифицировал одну ступу и скоро я отправлюсь в полёт.

Локи проводит ладонью по лицу, будто смахивая пылинку:

— Далеко летишь?

— Хочу осмотреть родные места. То есть место, где раньше был Асгард. После того, что мы устроили, там должно быть... интересно.

— Печенья Мадлен ты там не найдёшь.

— Что?

— Боже...— вдруг фыркает Джейн, — Пруст в твоих устах, Локи — это очень... забавно.

— Тюрьма сделала меня начитанным, Джейн. Поиски утраченного времени приносят много интересного — да все что угодно приносят, кроме утраченного.

— Я в тюрьме не сидел, так что моем образовании есть пробелы, — говорит Тор, — Тони составил такой лист заказов, как будто я в супермаркет отправляюсь. Анализы, пробы, эксперименты и так далее. Посылает мне статьи по физике и космологии, опережающие мое развитие. К счастью, доктор Фостер приехала помочь.

— Повезло. И мне тоже. Раз ты едешь с нашего хутора туда, где был град на холме, я попрошу тебя передать кое-что...

— Передашь — кому? И, главное, что?

— Тем, кого нет, то, чего нет, — говорит Локи совершенно невразумительно, — ... Выходит, у меня совсем мало времени, чтобы это закончить. Было приятно увидеться, Джейн.

— Сегодня у няни выходной! Ты хотел оставить мне Бальдри? — догадывается Тор.

— Она не даст вам говорить о космологии.

— Подбросишь Стиву? — спрашивает Тор и успевает пожалеть, что спросил.

— Не только сверхчеловек способен справиться с Бальдри. Мы очень демократичны, правда, солнышко?

*

Локи видит густой свинцовый туман, плотно заполняющий шар изнутри. Из тумана что-то рвётся, что-то хочет проступить, но его не пускает собственная плотность. Нужен воздух, но то, что сидит внутри, может не выдержать встречи с воздухом внешнего мира. Это всегда риск. Сможет ли Локи дать воздух, зависит не только от состояния среды внутри и снаружи, но и от того, сколько воздуха в нем самом. А он сейчас задыхается. Слишком быстро бежал от того, кто бежит от него.

Локи не нравится это затемнение сбоку. Его создание, ещё не родившись, завело себе тень. Тень смотрит на Локи, а само создание пока слепо. Локи закрывает глаза и продолжает видеть эту тень. Проекция. Он чего-то не видит, видя ее.


Негромко стучат. Локи щёлкает пальцами, дверь открывается. Перед ним стоит Наташа.

— Локи, я на два слова.

— Добрый день.

— Ну да, добрый. Решила зайти, потому что если я напишу, ты подумаешь, что это розыгрыш. Приглашаю тебя на ужин. Выпьем, поговорим. Когда тебе удобно?

«Вытаращить глаза» — иногда не метафора, а точное описание физического процесса. Вернув глаза на место, Локи поддаётся желанию ненадолго отвернуться от шара, в котором клокочет темное будущее:

— Наташа, дорогая, думаю, ты не так уж хочешь тратить на меня целый вечер. Давай сразу в пучину.

Наташа хмыкает и садится рядом с его столом.

— Без алкогольной прелюдии как-то жестковато, но, может, оно и к лучшему.

Похоже, люди не зря выдумали прелюдии. Наташа молчит, глядя мимо него в пустой угол.

— Хочешь, отправлю тебя в легкий транс? — наконец, предлагает Локи, — действует быстрее, чем виски.

— Нет, — ледяным голосом отзывается Наташа, — ненавижу, когда ты лезешь мне в голову.

Локи пожимает плечами.

Наташа тоже пожимает плечами и начинает говорить:

— Ты знаешь наше профессиональное искажение: все время кажется, что катастрофа близка. И тогда нет смысла ни в чем, что катастрофы не касается. Да и спать лучше не раздеваясь. Это утомительно, но... есть свои плюсы в ситуации, когда ты все время на работе. Хотя бы потому, что можешь не думать ни о чем кроме этой работы. Все сильные чувства проживаешь здесь. Но... Опять но...

— Но?..

— Как ты думаешь, что объединяет двоих в этой комнате?

— Все, кроме всего остального.

— И кое-что ещё. У нас обоих нет матки. Тебе это не помешало, а мне ...

— Я думал, тебя это устраивает.

— Меня это устраивало.

— Что-то случилось?

Наташа крутит в руках ручку:

— В общем, если ты не только в личных целях интересуешься невозможными рождениями, у тебя есть подопытная. Имей в виду. Я не имею претензий и готова к любому исходу. В конце концов, послужить науке — тоже какое-то оправдание.

— Ты хочешь завести ребенка?

— Ты спрашиваешь таким тоном, будто тебя ужасает сама идея.

— В моем случае это было довольно ужасно.

— Ужасы — наша профессия. Извини, а что было особенно ужасно?

— Чувствовать, как из тебя рвётся жизнь, которая тебя разрушает. И быть на ее стороне.

— Звучит многообещающе.

— Почему тебе не усыновить кого-нибудь?

— Порядочный человек так бы и сделал. Да, любой нормальный человек... Но я не нормальна. Я была бы чайлд фри, если бы у меня не отняли этой возможности. Меня выпотрошили, а я даже не успела это почувствовать. Меня сделали пригодной к использованию, но я никак не могу использовать себя до конца. Самый плотный график плотен недостаточно. Я чувствую пустоту. Как будто я только кажусь. Как будто меня нет. И это несправедливо. Просто оскорбительно. Ты чувствуешь, что ребёнок делает человека более реальным, чем он сам себя может сделать?

— Он просто реален. Он падает на тебя всем своим весом. И ты идёшь ко дну. Или всплываешь.

— Ты всплыл, и теперь тащишь за собой эту баржу?

— Так тебе нужно, чтобы я тебя отговорил?

— Давай. Я себя уже отговаривала.

— Не хочешь попробовать отношения со взрослым партнером? Можно подобрать необходимую дозу ужасного.

— Всю жизнь ждала этого совета.

— Ты ... раскаиваешься в чем-то? — он прикрывает глаза, потому что внезапно все стало очень громким и очень ярким.

— Нет. Это бесполезно.

— А если бы это было не бесполезно?

— ... Я живу энергией раскаяния. Я хочу все исправить в будущем, потому что в прошлом ничего не исправишь. А будущее никогда не наступит. Зато я на посту.

— И тебе нужен ещё один пост, от которого нельзя уклониться или взять увольнительную? Ребёнок не искупает грехов. Он делает их тяжелее.

— Продолжаешь отговаривать?

— Ты хочешь невозможного.

— Поэтому я пришла к тебе.

— Ты потеряешь возможное. О нем тоскуют сильнее всего.

— Я должна чем-то пожертвовать?

— Ты уже пожертвовала.

— Не то? Не тем?

— Ты думаешь, где-то сидит бог ещё вреднее меня и меняет одну ненужную ему вещь на другую по очень плохому курсу? Курса не существует. Обмена не существует. Но если ты исполнишь своё желание, ты станешь не тем человеком, который его пожелал.

— Ты хотел им стать?

— Я хотел, чтобы мне открылась щель в стене.

— И что, открылась?

— Открылась. И оттуда хлынуло...

— Какая-то дрянь?

— Нет... — На секунду Локи теряет внешнее зрение. Слишком ярок свет, бьющий изнутри. Он видит, что должен исключить себя из уравнения, которое решает. Он видит, что исключить себя невозможно, ведь его процесс — это игра с собственной природой, и только через неё — с чужой. Он должен уйти. И он должен остаться. Он должен уйти...

— Локи..., — Наташа быстро нащупывает его пульс, — Локи, врача?

— Нет, ничего... Совсем посторонняя мысль.

Минуту они так и сидят — Наташа держит его за запястье. Потом Локи кладёт ладонь ей на лоб. Наташа вздрагивает, но ничего не говорит. Скала. Земля. Стон из-под свежераскопанной земли. Или свежезакопанной. Он видит дыру, щель, шрам с чёрными расходящимися краями. Зачем он заглядывает туда, зачем... И зачем он чувствует эту беспомощную стыдную боль, которую никогда ни с кем не хотел делить...

Локи открывает глаза.

— Человеческие страсти не обладают творческой силой сами по себе, они — просто дыра, прореха в материи, создающая воронку. Воронка поглощает что ни попадя, пока что-то очень большое не заткнет дыру. Человек не сразу замечает это, ведь он так занят своей воронкой, — говорит Локи, едва удерживая Наташу в фокусе,— Твоя история отличается от моей. У тебя все будет иначе. Я не знаю как. Я ничего не могу обещать. Я лучше умею заводить в тупик, чем выводить из него. Довериться мне — это уже неприятность...

— Я поняла — ты согласен!

— Да. Невозможные желания действуют на меня наркотически.

— Спасибо. Что я буду тебе должна?

— Ты принесла на подошвах одну вещь... Я бы ее не выбрал, но выбирать не приходится. Так что кое-что я от тебя подцепил, — криво улыбается Локи, — до свидания, Наташа. Спасибо тебе.


*

Тор провожает Джейн к выходу из Башни, когда они встречают Наташу.

Наташа и Джейн бросаются друг другу в объятья. Девушкам как-то проще такое даётся.

После десяти минут новостей, выяснений и воспоминаний, Наташа вдруг поворачивается к Тору:

— Извини за интимный вопрос: боги вообще болеют?

— Обычными болезнями не болеют.

— Но страдают? Испытывают боль?

— Ещё как.

— И чем вы принципиально отличаетесь от людей?

— Последствиями содеянного разве что.

— Значит есть сила их содеять.

— Сила есть, — ухмыляется Тор, напрягая бицепс — но все же мы смертны. Или, как Локи думает, серийно смертны.

— Ты очень человечный бог, — улыбается Джейн, — едва ли не слишком. А от Локи... веет чем-то...

— Он тоже человечный, Джейн. Иначе ничего бы и не было, — говорит Тор.

— Ты про его тягу к предательству?

— Ты знаешь Локи только с одной стороны, — вдруг говорит Наташа, — А в его личности разные стороны отрицают друг друга. Тор, я права?

— Не то чтобы отрицают... вступают в бурную химическую реакцию. Итог непредсказуем.

— В общем, вам было бы интересно поговорить, — продолжает Наташа.

— Ох, если бы они поговорили, Локи понравился бы Джейн больше, чем я, — усмехается Тор.

— Не думаю, — говорит Джейн, — Но забавно, что у такого холодного существа лучезарная дочь. Она похожа на кого-то другого...

— На отца своего похожа, — пожимает плечами Наташа.

— Как раз непохожа на отца. Скорее, на Одина. Ты не видела Одина?

— Одина — нет, но она и на Тора смахивает.

— Это же странно!

— Эээ... почему? — спрашивает Наташа, потом переводит взгляд на Тора и поднимает бровь, — Ладно. Джейн, рада была тебя встретить. Позвони, когда будет время!

— Обязательно! Давай сходим куда-нибудь.

— Не знаю, как у богов с психосоматикой, но Локи плохо себя чувствует. Сегодня чуть в обморок не упал, — бросает Наташа на прощанье.

Тор поворачивается к Джейн. Он хочет... продолжить вечер? Договориться о новой встрече? Попрощаться? Туманная субстанция, в которую он был погружён весь день, тает на глазах. Джейн стоит в пустоте. Где тот, кто когда-то ей нравился? Он как будто не может больше претендовать на тождество с этим парнем. В тумане, который растаял, было столько всего. А остались только Джейн Фостер и Тор Одинсон, имена на бейджиках, выданных корпорацией Старка...


*
Весь вечер Тор занимался делами, не терпящими отлагательств. А ночью он со своим сердцем один на один, и не может не думать, что же там с Локи, если Наташа это заметила? Или Локи позволил ей заметить — может, чтобы уйти от ненужного разговора. Да мало ли зачем...

Тор надеется, что на расстоянии нейроцепь между ними лопнет.

Тор вернётся на землю. Все будет хорошо. В смысле — нормально. По-родственному. К счастью, он придумал себе полёт такой сложности, что нет ни смысла, ни времени думать о том, как оно будет после его окончания — и будет ли ещё сам Тор. Это его вдохновляет, это ему нравится.

Один всемогущий, его радует, что он может оставить свою дочь сиротой? — Нет, он оставит Бальдри с тем, кто родил ее в своих таинственных целях и ни с кем не хотел делить — И как это оправдывает Тора? Он должен вернуться ради Бальдри. Он хочет лететь и он хочет вернуться. И это, неожиданно, хуже всего...

Тор смотрит на часы. Уже поздно. Он может просто написать. Но не ждать же от Локи откровенности? Он должен взглянуть на него своими глазами.

Когда он подходит к двери номера Локи, его немного трясёт. Не понятно, почему. Звонить нельзя и стучать тоже — Бальдри спит. Собираясь набрать сообщение, он машинально дергает ручку, и дверь подаётся — с сопротивлением, как будто кто-то с другой стороны поворачивает в обратную сторону. Тор дергает сильнее. Дверь распахивается. В квартире тихо и темно. Видимо, Локи тоже спит. Можно повернуться и уйти. Но он не может так просто сдать назад, сделав шаг вперёд. Он просто посмотрит на Локи. Даже хорошо, что Локи не посмотрит в ответ. Когда-то, проснувшись среди ночи, Тор вглядывался в его спящее лицо, будто именно тогда оно открывалось ему до конца — ничего не скрывая и ничему не сопротивляясь.

Он уже касается двери в спальню, когда слышит негромкий голос за своей спиной:

— Тор?

Тор поворачивается. Локи стоит в дверях гостиной. Тор чувствует одновременно стыд и безразличие к этому стыду. Уже не важно.

— Я хотел зайти... И зашёл. Ты не запираешь на ночь?

— Запираю. Наверно, моя дверь подчиняется тебе.

— Кошмар какой-то, — искренне говорит Тор.

— Я уже привык.

— Может, когда я уйду за пределы земного притяжения, тебе легче будет выпутаться из этого плена. Я надеюсь.

— Мне легко. А тебе будет тяжело лететь без тех путей, которые Асгард создавал своим присутствием. Можно и навсегда заблудиться... Не знаю, насколько Старк это понимает...

— Я это понимаю, Локи.

— Мне не нужно, чтобы ты улетал.

— А мне нужно.

— Разве Тони не говорил тебе, что держать меня на привязи — это большая удача?

— Совсем не так он говорил. Ну, не совсем так...

— Похоже, он также упоминал, что это большое искушение...

— Ты подслушивал что ли? Тони тебе не враг. Просто он...

— Умный человек, и чаще прав, чем не прав.

— А я неумный и не люблю искушений. Такой я стал бирюк. Я лечу не из-за тебя. Мне нужно выйти! Вырваться. Я тоже чувствую себя посаженным на цепь. Я не создан быть полицейским. Я и в цари не гожусь, ты был прав когда-то. Ты тоже не годишься. Каждый из нас заблуждался на свой счёт.

— Ты царь. Ты победил в войне, которую я тебе когда-то навязал. Силы, развязанные войной, нельзя остановить простой переменой желаний. Я плачу по счетам.

— И сколько тебе ещё платить?

— На пожизненное я насовершал.

— Какая сознательность! Но ты ведь не собираешься отбывать весь срок? Давай, скажи мне, что не хочешь освободиться?

— Хочу.

— И, наверно, уже пробовал?

— Только пощупал. Твоя власть крепка, потому что она согласна с природой вещей. Один когда-то дал мне шанс быть человеком, а природа позаботилась, чтобы я им не злоупотреблял.

— Лучше б она позаботилась об этом вовремя.

— До моего рождения?

— До того, как ты выкинул меня из гнезда...Нет, это ерунда, конечно. Если бы у меня в юности была такая власть, я стал бы отморозком. А если бы меня не ткнули тогда лбом о землю...

— Стать отморозком никогда не поздно. Поэтому я отложил возвращение в родное синее тело на потом.

— Но ты будешь искать путь?

— Если ты мне позволишь.

— В смысле? На это требуется мое позволение?

— По закону — да.

— А можно и не по закону?

— Это законы гармонии, — усмехается Локи, — Конечно я могу их нарушить. Я могу создать другой звукоряд. Но мне не нравится музыка, которая из него выйдет.

— Почему ты раньше не попросил меня? Если бы я не собрался улетать, ты бы так и молчал?

Локи медлит с ответом.

Тор и сам понимает: гордость Локи такова, что ему проще молча переносить рабство, чем просить о разрешении искать себе свободы.

— Я знаю, о чем ты думаешь, — говорит Локи, — Это не совсем так. Я был занят другим, тем, от чего не мог отказаться. Пора тебе рассказать, но лучше бы не ночью.

— Поторопись. У нас мало времени.

Локи подходит к Тору очень близко и привычным жестом кладёт ладонь ему на грудь. Вроде бы там ничего и не было, но от прикосновения руки скатывается тяжелый камень. Тор накрывает его ладонь своей. А Локи вдруг кладёт голову ему на плечо.

Тор обнимает Локи и чувствует, что-то в силах разжать ладони. Он не может вспомнить, почему так долго его не обнимал.

— Как же быть, — говорит Тор в каком-то тумане, — Почему ты так меня мучаешь? Нет, не говори. Я не должен тебя слушать.

Локи не отвечает на эти бессмысленные жалобы. И правильно. Ах да, Тор опять...

— Я забыл... Говори конечно. Не отвечай на эту ерунду. Я уже не знаю, от чего я бегу.

— От того, что я тебя мучаю? Как?

— Может, я сам себя мучаю. Такому как я глупо жаловаться... Еще глупее жаловаться на такого как ты.

Локи целует его в шею. Потом находит губы. Потом Тор сжимает ладонями лицо Локи и, кажется, проедает его губы почти до крови. Он вдавливает Локи в стену и целует все, до чего может дотянуться, не выпуская его из рук. Кажется, что поцелуи могут длиться вечно, но у тела короткий завод.

— Я сейчас кончу, — шепчет Тор.

Локи тянет его куда-то по коридору. В его спальне на приставной кроватке спит Бальдри. И во сне всегда переползает на большую кровать...

Они стоят у нетронутой постели в гостевой комнате. Тор смотрит Локи в лицо. Никаких следов магии. Задник не расплывается. Слепящие круги не плывут перед глазами.

— Ты, правда, хочешь? — спрашивает Тор.

— Да, — говорит Локи почти беззвучно, но ясно.

— Не смотри на меня. Ложись.

Скрывшись от этих опасных глаз, Тор погружается во тьму осязания — как поднимается в частом дыхании грудь, как движется в темноте чёрная щель на животе, как приоткрываются измученные губы... Он проходит тело Локи сантиметр за сантиметром. Оно гладкое как раньше, только нежную равнину вдоль и поперёк перепахивает кривая траншея шрама. Тор прикасается к его грубой оболочке, бёдра Локи изгибаются, он накрывает их своими. Это никуда не уходило, это как ночной зверь дожидалось своего часа — и час пришёл.


***

В первые секунды после пробуждения Тор удивляется яркости последних кадров уходящего сна. Он уже готовится перешагнуть черту, за которой они превратятся в серую зыбь, и вдруг понимает, что этой черты нет. Он в чужой спальне. Он провёл эту ночь с Локи. У него на губах вкус, пот и запах чужого тела; на животе — глянцевая корочка высохшей спермы, своей и чужой. Тор оглядывается по сторонам. Светло, чисто, пусто. Всего этого не может быть. Не должно было быть.
Он не хочет смывать с себя пленку этой ночи, но все же идёт в ванную. Потом одевается и думает, как встретит Локи, чей голос раздаётся где-то там, за тридевять земель в другой комнате. Что он скажет? Что Локи скажет ему?
Какая разница, убегать он не будет.

Стоя в дверях гостиной, Тор смотрит на Локи, который кормит завтраком Бальдри. Вернее, Бальдри упражняет искусство донесения ложки до рта, а ее учитель уклоняется от брызг. Локи поднимает глаза, улыбается и говорит:

— Добрый день. Завтракать будешь?

— Па! — Бальдри взмахивает руками в восторге и опрокидывает тарелку. Локи одним только взглядом подхватывает тарелку в воздухе и возвращает ее на место.

— Вот отчего у тебя так чисто, — смеётся Тор, — а у меня пол покрыт смесью из печенья, кубиков и Лего.

— Стыдно признаться, но я иногда убираю.

— Здравствуй, сладкая, — Тор целует Бальдри в щеки и заодно слизывает с них фруктовое пюре.

Тор садится за стол. Локи наливает ему кофе. Как будто так и надо. Как будто они вот так завтракают каждый день. Он смотрит на Локи. Глаза сияют, губы искусаны, а на шее все ещё видна отметина неприятной желтизны. Тор сказал Наташе правду: боги не болеют, и обычные раны заживают на них очень быстро. А эта все ещё на месте. Своевременное напоминание, почему Тору пора прочь отсюда... Тор отводит глаза и вспоминает разговор, который они вели ночью. Разговор, который так неожиданно превратился...Как это вообще вышло? Кто сделал первый шаг, а кто ответил на него? И почему так поздно... Стоп, для чего поздно?

— Локи, — говорит он, — теперь ты можешь сказать, зачем я тебе понадобился?

Локи на секунду закрывает глаза:

— Ах, ну да... Мне нужна твоя корона. Скипетр. И мантия. Та, красная.

— Красное тебе не идёт.

— Арбитр изящества: первые шаги.

— Я бы отдал, но она сгорела вместе с Асгардом. Локи, серьезно, расскажи то, что ночью обещал рассказать.

Локи вдруг протягивает руку и касается его щеки. Только на секунду.

— Ты спрашивал, почему я не просил позволения искать свободы. Рано или поздно, тому, кто привык брать без спроса, приходится просить... Это я знал. Но после того, как ты вернул мне человеческий облик, обнаружилось то, чего я не хотел знать. Я больше не мог вытеснить тебя, убрать из уравнения или переставить подальше. Ты был. И я признал тебя так, как признают правду, от которой больше невозможно уклоняться. Я мог бы сделать это давно, когда ещё был свободен и даже невинен. Столько всего не случилось бы... Но я был слишком мелким великаном и не мог вынести это невеликое бремя... Сейчас твоя сила, прошедшая сквозь мое признание, наконец, вступила в игру. Солнце отразилось в Луне. Гомонкулюс начал формироваться. Это зародыш, из которого вырастет новый мир. Теперь он готов зажить собственной жизнью. Остались последние шаги.

— Зародыш?!

— Это не младенец, не бойся. Я бы не стал второй раз... Помнишь, Один когда-то создал мир? Такое бывает.

Тор смотрит на Локи, вновь одержимого великим замыслом, и у него шевелятся волосы на голове. Прежние создания Локи оказались реальны. Глаз. Ребёнок. Однако — целый мир? Что это вообще значит? Тор чувствует дыхание нездешнего ветра. Он почти готов его вдохнуть. Но его вновь настигает проклятая ясность:

— Ты сказал, остались последние шаги? Что это значит? Тебе чего-то не хватает?

— Все ещё — тебя. Осталось немногое.

— И чего ты от меня хочешь?

— Я прошу, возьми это создание с собой и выпусти там, где раньше был Асгард.

Тор на минуту замирает, пытаясь связать случившееся и сказанное воедино:

— Ты, наверно, хотел отправиться туда сам? Довершить своё дело?

— Хотел бы.

— Но...

— У меня есть Бальдри. И ещё одно принципиальное препятствие...

— Бальдри и ещё кое-что. Тони не даст тебе корабль, выбраться с земли своим ходом сейчас не выйдет. Конечно, ты мог бы угнать корабль, ради великой-то цели, но рвать с землей ты не хочешь. Тебе нужно место, куда можно вернуться, дом для Бальдри. Да, о ней ты действительно заботишься. Что же делать? И вдруг счастливая неожиданность — я лечу туда, куда ты хочешь попасть. Ты переспал со мной, чтобы обеспечить техподдержку своему созданию. Наверно, было неприятно. И, главное, совершенно не нужно. Извини. Спасибо за кофе.

Тор встает. Он может или быть куклой в руках Локи, или драться с ним. Ни то, ни другое ему не подходит.

— Нет, — наконец, отвечает Локи,

— Что нет?

— Ты переоцениваешь мою расчётливость...

— Что ж ты так плохо рассчитываешь?

— Я не мог не поцеловать тебя.

— Зачем?

— Ты улетаешь. Когда ещё?

— Это не ответ на вопрос «зачем».

Тут Бальдри потрясает кружкой и кричит:

— Ва!

Локи уходит за водой.

Тор мог бы сказать «говори». Но он смотрит на стену, к которой прижимал Локи этой ночью. И не хочет объяснений.

*


Весь день Тор, Тони и механики осматривают, обстукивают и едва ли не обнюхивают аппарат, на котором Тор улетит от самого себя, а вечером это проклятое «себя» его нагоняет.

Может, он просто не оставил Локи выбора? Нет, Локи первый поцеловал его. И потом... он определённо хотел. Локи не может солгать в ответ на прямой вопрос. Правильно поставленный вопрос... Правильно — значит, узко. А если само это желание — просто технический момент другого, безмерного, всеохватного, того, которым Локи живет? Может быть, непреклонный, но изворотливый ум Локи использовал собственное тело, чтобы использовать Тора? Так можно далеко зайти. Может, и идею полететь на пепелище их дома внушил Тору именно Локи? Но зачем он ночью уговаривал его не лететь? Впрочем, это дань вежливости. Помни, если какая-то вещь существует, значит Локи может ее использовать...

А что значит «использовать»? — вдруг спрашивает себя Тор, — Я хочу, чтобы он от меня ничего не хотел? Или я хочу, чтобы Локи хотел от меня... чего? И чего хочу я сам?

Он вновь вспоминает сияющие глаза Локи. Локи может обойтись без любви, дружбы, близости, дома, сообщества. Он не может обойтись без великих замыслов так же, как Тор не может без опасных экспедиций. Хорошо, что страсть, когда-то заставившая его свергать Одина и атаковать Землю, развернулась в другую сторону, но благодарить за эту чудесную перемену можно только самого Локи. Тор тут не при чем.

— Чего я хочу на самом деле? Чтобы его глаза сияли от созерцания моей особы? Глупо. Нет, все ещё хуже. Один всемогущий, что я за идиот! Я жду, когда он позволит мне его простить, а ему совсем не нужно мое прощение. И непрощение не нужно. Он принимает меня. И это самое оскорбительное. Я у него на хорошем счету — среди вакандских минералов и других важных участников алхимического процесса. От меня много пользы, полагает он, хотя я мог бы растереть этого пользователя одним пальцем... Он обернул себе на пользу даже своё рабство, а я страдаю от того, что...

Вдруг он испытывает такую (все ещё внезапную) боль, что прекращает это бессмысленное самокопание.

Есть только то, что есть. 1. Они переспали. 2. Локи просит его запустить в космос какую-то фиговину. Вот со вторым пунктом и надо разобраться, поскольку первый ничего не значит (опять ничего не значит) и исчерпывается сам собой.

Тор пишет:

— Почему я должен тебе верить?

— Ты не должен, — отвечает Локи

— Ты хочешь, чтобы я тебе верил?

— Очень.

— Это невозможно. Но я тоже этого хочу. Почему?

— Суггестия. Я сейчас сам себе верю.

— И сам все портишь.

— Наверно. Прости.

— Можно посмотреть на твоё новое дитятко?

— Завтра в лаборатории.

*

Тор стоит перед шаром, полным глубочайшей, почти непроглядной синевы. Он чувствует легкое головокружение — взгляд теряется на непрозрачной поверхности шара, будто растворяясь в едва заметном сиянии.

— Я не понимаю, как эта вещь может быть создана из тебя? И, тем более, из меня?

— Каждый, кто создаёт, создаёт из себя. Но из себя ничего реального не создашь. Парадокс. Нужно заново открыться тому, чем ты был выведен из тьмы. Поднявшись к тому, что меня породило, я встречаю не самого себя, а то, чем я не стал. Несбывшееся. То, что было отброшено и погублено, и навеки несбыточное. Оттолкнувшись от одного, я должен отправиться к другому.

— Найти противоположный элемент?

— Найти по-другому сыгранную игру. Иначе прожитую жизнь. Не пустую возможность, но действительность. Оплодотвориться ею. Чтобы этот мир сбылся, он должен стать не твоим и не моим — своим собственным.

— А теперь глупый вопрос из аудитории. Зачем? Зачем новый мир во вселенной, переполненной мирами?

— Потому что в ней нет именно этого.

— Во вселенной много чего нет.

— На месте взорвавшейся горы образуется воронка. На месте Асгарда осталась дыра. Помнишь, что прячется в дырах?

— Тени?

— Тени. Несытые и ненасытные.

— Ты затеваешь новый сезон любимого сериала про возвращение того же самого?

— Любимого? Я ненавидел вечное возвращение слишком пылко, и, может быть, этим служил ему. Мир, который я замесил, не будет Асгардом. Но он даст место тому, что погибло в Асгарде. И тем, кто из-за него погиб.

— Из-за него?

— Из-за меня. Не из-за меня. Мне не отделаться от бремени вождя мертвых. Но я хочу, чтобы мы сыграли иначе, наконец. Неужели, в нас и правда нет ничего кроме того же самого? Той же ярости и той же слепоты? Неужели мы... опять?

Красноречие вдруг покидает Локи. Он проводит рукой по лицу.

— Я не знаю,— отвечает Тор, сам не ожидая того, что скажет, — Не знаю, что делать с собою. Только бежать... В конце концов, для этого я рождён — идти вперед и размахивать молотом. И я хочу, чтобы у этого бега был смысл. Как можно больше смысла. Нехорошо, если такая большая и ядовитая болванка будет заполнена одним только отчаяньем. Прости, я, кажется, невпопад...

Локи смотрит ему в глаза, разворачивается и неразличимым движением пальцев поворачивает что-то в белой стене. В ней обнаруживается небольшой сейф. Локи достаёт сияющий голубой куб.


Дверь в лабораторию со треском отлетает прочь. В комнату вваливается Старк в боевом костюме.

— Всем привет! Не был приглашён, но не опоздал! — говорит Тони с нервной ухмылкой, — о, уже и камешек достали.

— Интересуешься его судьбой? — Локи как будто не удивлён штурмом двери.

— Я не хочу, чтобы с камнем делали что-то, смысла чего я не понимаю.

— Тони, ты следил за мной и все ещё не понимаешь смысла?

— Я узнал, что ты навестил Корга, и вряд ли ради его прекрасных глаз. Я не ошибся. Подробности — за тобой.

— Я хочу дать основание новому миру. Мир уже зачат, но для того, чтобы он выстоял в недружелюбной внешней среде, ему нужен камень пространства. Тогда Тор сможет оставить его на месте Асгарда.

— Ох... Локи, я бы предпочёл, чтобы камень хранился в среде безопасной и дружелюбной.

Локи приподнимает бровь:

— Это на Земле?

— Да, держать его на Земле лучше, чем выкидывать за борт — бери кто хочет.

— Тони, камень в основании мира защищает мир, но и мир защищает камень. Они создают симбиоз. Если все пойдёт правильно, камень уже нельзя будет вырвать из его среды, и это лучшее, что можно с ним сделать. Вспомни, сколько крови было пролито из-за него.

— Сколько крови ты пролил из-за него? Спасибо, я помню. Это только подтверждает мою простую мысль: владеть камнем безопасней, чем не владеть.

— Безопасность — злая богиня, она требует самых больших жертв.

— Я знаю злых богов. Они даже не требуют. Просто приходят и берут.

— Слушай, Тони, — Тор, наконец, вмешивается в разговор, — Камень, строго говоря, наш. Это асгардское наследие, спасённое Локи. Да, я понимаю, чего ты боишься. Можно повесить вокруг опасного участка станции наблюдения...

— То есть я должен решать ещё и эту проблему? Ценой в несколько африканских бюджетов? Протестанты всегда выступали за дешевую церковь, а вы — боги, очень дорогие в обслуживании. Ладно, черт с ними, с деньгами. Тор, ты вообще согласен с Локи? Тебя устраивает идея закинуть вещь убийственной мощи, за которую заплачено многими жизнями, невесть куда, как чепец за мельницу?

— Чепец?

— Не важно. Устаревшая идиома.

— Именно потому, что за него дорого заплачено — говорит Локи негромко, — именно поэтому он должен быть... утоплен. Погружён в родовую жидкость. Я хочу, чтобы эта кровь вернулась обратно в сосуд.

— «Ваш спаситель пришел!». Я знаю, что тебя завораживает роль спасителя, от чего бы ни спасать, — в голосе Тони неожиданно слышится вкрадчивое сочувствие, — Но... не выйдет, Локи. Я не маг, но я тебе это обещаю. Ты не избавишься от своего бремени. Ты и есть оно.

— Поэтому я делаю то, что делаю.

— Поэтому я хочу тебя остановить.

— Ты хочешь запереть нас в подвале с нашим старым роком?

— А ты хочешь родиться новеньким и лёгким на этом новеньком синем шарике? С новым роком, с новым Локи?

— Нет. Моя история закончится.

— Что это значит? — встрепенувшись, спрашивает Тор.

— У землян есть пословица: рад бы в рай, да грехи не пускают. Правда, Тони? Они не пускают. Это физический закон, из тех, что не может преодолеть магия.

— А вычеркнуть тебя, и сразу получится рай? Какой ты эгоцентрик, Локи, — качает головой Старк, — Можно подумать, ты — единственное зло на свете.

— Нет, я просто ма-а-ленькая калиточка в преисподнюю. Узкие врата.

— Не бери меня на слабо. Даже если допустить безумную мысль, что у тебя тут заварилась какая-то новая жизнь, кидать камень в бездну — безумие.

— Я знал, Тони, что ты не пропустишь самое интересное. Все так удобно устроилось — и свидетель подоспел, — говорит Локи, как будто не слыша возражений Старка, — Сейчас я откажусь от авторских прав на этот шарик и передам его Тору. Для меня дверь захлопнется. Этот мир больше не впустит своего создателя.

— Но что я один буду с ним сделать? — растерянно говорит Тор, — Я не разбираюсь в выращивании миров из яйца.

— Ты просто отпустишь его в нужный момент. Ты сумеешь. Даже если древние мощные силы требуют противоположного...

Тор косится на Старка. Тони со странным выражением лица смотрит на Локи, будто забыв своё намерение вмешаться.

Локи возлагает руку на синий шар на серебряной подложке и говорит, будто преодолевая невидимое препятствие:

— Погибшая жизнь, восстань. Я хочу вернуть долг. Жизнь, никогда не бывшая, для тебя приготовлен сосуд. Жизнь, пришедшая вовремя, твой час настал.

Сияние шара возрастает.

— Тор, я дам тебе тессеракт. Опусти сверху. Он постепенно погрузится.

— А если я откажусь? — Тор встряхивает головой, пытаясь избавиться от наваждения.

— Тогда ничего не будет, — говорит Локи, бледный, но спокойный, — Я сделал то, что мог. Дальше можешь пройти только ты. Скажи, что ты хочешь за это, и я...

— Мне ничего не надо, — перебивает Тор с внезапной злостью.

— Полномочия, — встревает Тони, — возможность, а не только ответственность, вот чего тебе надо.

— Я отдам все, что можно отдать, — усмехается Локи посиневшими губами, — Тор, ты берёшь на себя это начало?

— Да, — наконец, говорит Тор.

— Тогда протяни ладонь.

Тор поднимает ладонь над шаром и чувствует одновременно тепло и страшную тяжесть — такую, что едва не роняет ладонь на синюю поверхность.

— Притяжение, — отвечает Локи на его тревожный взгляд. Он становится, пошатываясь, на одно колено, и протягивает Тору тессеракт.

— Бери. Теперь твоя власть.

Тор кладёт светящийся куб на шар. Свет внезапно гаснет, а ему в лицо ударяет горячий ветер, и какой-то бесшумный, но оглушительный взрыв выгибает барабанные перепонки. А потом, второй волной, обдаёт ледяной вихрь.
Когда он открывает глаза, изнутри шара пробивается сияние — уже не голубое. Оно похоже на огонь очень далекого очага — дымно-красный в ночной дали. Тор не знает, как долго он хватается за ускользающую нить чистого беспримесного света в красном венце. Наконец, его глаз, созданный Локи, подхватывает эту нить, его свет перевивает ее свет. Он чувствует, как множество ветвящихся лучей пронизывают его тело и уходят куда-то — вверх, вниз, натыкаясь на невидимые препятствия, обходя и одновременно вбирая их — как корни, которые ведут всюду и держат все. Ему вдруг делается очень тесно. Он вдыхает и корни раздаются вширь. Теперь он — это они. Он вдыхает ещё раз. Какой-то легкий звон. Тор перестаёт видеть свет. Шар потух, но не умер — как будто свернул свои щупальца и погрузился в глубокий сон.

Откуда-то берётся привычное освещение, такое тусклое, а вместе с ним и звук, и пространство.

— Локи, — слышит он встревоженный голос Старка, — Локи, что с тобой?

Тор поворачивается.
Локи лежит на полу, скорчившись, и не отвечает.


***
Продолжение следует