читать дальше
Локи прижимает к себе Бальдри, она хватает его за нос и говорит что-то важное, но неразборчивое, потом стены комнаты падают, за ними стоит неисчислимое множество существ, которым невозможно посмотреть в лицо. «Я должен возглавить мертвецов» вспоминает Локи и его накрывает тоска. Бальдри одна живая среди мертвых, они сделают ее мертвой, если это поймут. Он течёт, подхваченный серым морем мертвых, вперёд, он ищет развилки или щели, чтобы ускользнуть, но вокруг только безнадежно плоский простор никуда не идущей дали. Все движется все стоит все движется и стоит быстрее и быстрее. Локи теряет ориентацию. Тут он понимает, что его руки пусты. Сердце сжимается, он шарит по карманам: должен же где-то быть тайник, в который провалится целый мир, но там одни табачные крошки... Ее нет. Он потерял ее. Он упустил Бальдри, ее больше не будет и ничего не будет...
Он бьется и рыдает, он умоляет кого-то все исправить и открутить назад, но этого кого-то не существует.
Локи вскакивает на постели, хватая сердце руками. Слезы холодными руслами прорезают лицо. Он сползает на пол и нетвердым шагом идёт в ванную, чтобы иметь право застонать.
Он сидит, положив голову на железную раковину. Сейчас у Локи нет ни мыслей, ни утешений, ни иллюзий, которые он создал бы для кого-то другого.
В дверь толкают. Потом он слышит громкий шёпот:
— С тобой все в порядке?
— Все так, как должно быть, — отвечает он, сдавив горло, — спи.
Этот сон напомнил ему о том, как именно все должно быть. Где бы он ни был теперь, что бы не делал, он шаг за шагом продвигается или к концу, или к тому, что его отменит.
*
В обществе Таноса Локи решает две противоположных задачи: понять, где сейчас камень и затормозить процесс его поиска. Пока не решается ни одна, так что можно считать, что умеренный прогресс достигнут в обоих направлениях. Так бы он отчитывался какому-нибудь начальству, если бы согласился его иметь, но Таноса этим надолго не успокоишь.
Пока Локи играет с неизвестностью, Стив бродит по кораблю, проверяет интеллектуальные способности роботов и перебрасывается словечком с Небулой, приемной дочерью Таноса, которая не в восторге от Локи. Но кажется, и Стив тоже от него не в восторге.
Локи физически чувствует дыры в коммуникации, которые после их разрыва нечем латать. Они живут в одной каюте, рассчитанной на титана. Они спят на огромной квадратной кровати. Стив ведёт себя ... достойно — да и кем надо быть, чтобы вынудить Стива вести себя недостойно. Как-то Локи кладёт руку Стиву на плечо. Стив молча ложится на пол. На секунду Локи чувствует себя задетым. Потом вспоминает, чем и насколько задет Стив. Для Стива он враг, освобождённый из заключения другим врагом и прихвативший его с собой на всякий случай. Локи обычно не ожидает от своих контрагентов доверия, и привык действовать так, чтобы оно и не требовалось. Но сейчас ему не на что опереться кроме той единственной вещи, которой у Стива для него больше нет.
*
— Похоже, Танос считает, что я — вроде компаса, указывающего на камень, — говорит Локи в ухо Стиву под привычный шум воды.
— А на самом деле?
— Не знаю, что и думать. Если бы я заметил такое в своё время, у вас было бы больше проблем. Может, это просто часть его бреда, но у сильных магов бред иногда изменяет близлежащие слои реальности. Не так конечно, чтобы реальность подчинилась фантазму. Иначе во всех битвах побеждали бы сумасшедшие. Но появляется зона интерференции, в которой невозможно отделить то, что есть, от его преображения в мощном сознании.
— Разве только у магов так? Ты поживи с людьми...
— Люди берут массой. А тут достаточно одного заблудившегося ума. Видишь ли, Танос может использовать для установления связи с камнем меня, или какой-нибудь другой предмет или существо. Я же не единственный его трогал. Но я удобен ему как разумный и хорошо настроенный прибор. Сейчас я должен этот прибор отключить. Уйти в себя.
— Как?
— Тебе не надо это знать. Пока я буду в нетях, Танос, вероятно, захочет покопаться у тебя в мозгах. Подменить себя ты не сможешь. Никто не может просто выбросить себя за дверь. Но ты можешь показать ему правду...
На последнем слове голос Локи меняется. Он приникает к Стиву, оплетает его ногами и руками, присасывается губами к его губам. Он как будто просачивается сквозь поры, он открывает свои. Он не присваивает другое существо и не открывает его тайны — сейчас и Стив, и он сам далеко на обочине себя самих, твёрдая почва исчезает под приливом вечных подземных вод, они погружаются, погружаются, и Локи чувствует, что уже почти способен дышать в этой воде, но этого почти не хватит, чтобы остаться, и точно не хватит на них двоих; так и надо, ведь он погружался, чтобы всплыть, но что, если когда-нибудь...
Со вкусом когда-нибудь на губах он всплывает, и чувствует, как по его лицу текут тепловатые потоки здешней воды.
Стив ловит губами воздух, закашливается, глотает воду и захлебывается, Локи бьет его по спине и обнимает одновременно.
Стив смотрит ему в глаза и шепчет по-настоящему удивленно:
— Ты ведь... чудовище.
— Да.
— И как тебе с этим живётся?
— Спроси у Халка.
— Брюс — прекрасный человек, а Халк мне не ответит.
— Ну а мне повезло сформировать целостную личность. Несколько противоречивую, но рабочую, — улыбается Локи.
— Тебе нравится... эта личность?
— Если и не нравится, ты думаешь, я могу запросто поменять ее на другую? Нет, но я могу делать разные занятные вещи, используя то, что есть.
— Занятные?
— И даже полезные, поверь мне.
— Я не уверен, что человек, который всегда лжёт, может отличить полезные вещи от неполезных.
— Моя репутация мне определенно мешает. Ложь - это очень затратное решение, за него дорого платишь. Поэтому я лгу меньше, чем остальные. Вспомни, я оторвался от тебя только для того, чтобы тебе не лгать. Наверно, это было глупо.
Стив вздрагивает:
— Глупо?..
— Не лгать — не значит говорить правду. А быть неубедительным хуже, чем быть лжецом.
— Ты сказал, перед тем как... впиться в меня, что вот это вот — будет правдой?
— То, что ты почувствовал — правда. И Танос увидит именно это.
— То есть это правда для Таноса. Хорошо.
— Это правда для тебя. Я не лгал тебе, когда мы были вместе. Я не лгу тебе сейчас. Я не враг тебе, Стив. Я на твоей стороне, — говорит Локи и как никогда чувствует странное бессилие того, что люди называют искренностью.
Стив упирается в него своими непреклонными глазами:
— Я знаю, что ты не лгал... в ту ночь, когда вернул меня на землю. Спасибо тебе за ту ясность, и хорошо, что мы покончили с этим. У меня нет способов узнать, лжёшь ли ты сейчас, но это и не важно. Выбор обычно приходится делать в условиях недостатка данных. Сейчас мы — союзники. Все?
Локи вдруг хочется сбросить со стола фигуры, которыми они сейчас обменялись, но партия закончена и закончена хорошо для всех, не стоит хватать партнера за галстук. Тем более, что никакого галстука на партнере нет.
Поэтому он просто приникает к его мускулистой груди и целует место, откуда растёт красивая шея. Стив отталкивает его и сам ударяется спиной о близкую стену.
Он возбуждён, и покраснел от того, что возбуждён.
— Извини, — говорит Локи, выключает воду и выходит из душа.
*
Ему нужно пройти мимо того места. Путь уже проложен и заблудиться трудно, но есть места, которые никто никогда не захочет навестить. Ум делает их невидимыми, и только содрогание сердца указывает на опасный поворот — однако именно его и надо выбрать. Он много раз подходил к нему и каждый раз падал.
Возвращаясь в прошлое, он идет не только своему пути, но и по пути Одина, который каждый раз терпел поражение и каждый раз начинал сначала, и более того, сумел превратить последовательность поражений в устройство мира. Один мёртв, всецело и до конца, и никто не может рассказать правды о гибели мира и его новом рождении. Да и разве творец знает правду о своём творении? Один мёртв, но призрачное бытие прошлого мира никуда не исчезло, и будущее все ещё принадлежит мертвым — тем, которые не нашли покоя, потому что зло, причинённое ими, или зло, причинённое им, были непомерно велики.
Один назвал его Локи — его, жалкого карлика, оставленного умирать. Потому что сразу узнал в этом младенце своего побратима, того, кто принёс ему драгоценные дары и убил прекраснейшего из его сыновей, того, кого он сам не мог убить своей рукой? Или Один сам каким-то образом, (о, теперь, Локи может многое предположить...) вновь вызвал к жизни это существо, желая исправить историю, которая тем или иным способом ведёт к общей гибели? Нет, важно не это.
Один хотел попробовать иначе. Можно ли сказать, что это иначе не удалось? Огромная тяжелая повозка, разваливаясь на ходу, вышла из колеи. Рагнарек пошёл не по правилам. Локи не возглавил армию мертвых, но защищал живых. Им с Тором удалось остановить гибель девяти миров, отдав свой. Но мертвые, умершие не доблестной и не вольной смертью все прибывают, и Локи многих отправил в этот нарастающий поток, опрокидывающий все временные постройки, поток, который унаследует всякую землю.
Идя в след мыслям Одина (или мыслям об Одине) и собственной расдвигающейся памяти, он проходит долину, ведущую все ближе к его дурной вечности.
Вот это место. Еще ни разу он не смог пройти дальше. Эта пещера, куда они привели его-не его-прежнего его — пещера, где он должен расплатиться за свою свободу, за ее неукротимую силу и неукротимое зло. Вот, со связанными руками, стоят его дети: Нарви и Вали. Локи смотрит в лицо Нарви, смотрит в лицо Вали — он больше никогда не увидит их, и даже если это никогда повторится тысячу раз, оно останется тем же никогда. Сейчас один из них потеряет своё лицо, а другой потеряет его на миг позже. Он не сможет это забыть и поэтому он выйдет на битву со стороны мертвых — сколько раз это было и сколько раз должно совершиться ещё? Среди тех, кто убьет его детей, Тор — тот прежний Тор, о котором нынешний ничего не помнит, и хорошо, что не помнит. Но у Локи долгая память, она и привела его в щель времени, из которой идёт тяжёлый, лишающий разума дух. Они говорят «смотри», и он смотрит, как юное тело Нарви разрывает звериный хребет, как тусклеют его голубые глаза и омерзительная пасть навсегда отбирает у него слова, как он погружает клыки в своего брата, и последний крик Вали смешивается с тоскливым воем лишенной слов твари, когда она уходит в чёрную дыру.
А потом ему в глаза льётся жидкий огонь, Локи кричит, раздираемый этим огнём и просит только, чтобы он выжег навсегда глаза, видевшие то, что они видели. Но зрение впилось в него как этот ядовитый поток.
Он глотает жгучие капли, падающие на лицо и сам становится ядом, становится огнём. Сейчас, когда он видел муку своих детей и муку Сегюн, видевшей муку своих детей, он должен разорвать оковы. Локи прожигает кровавую пуповину из плоти сына, которой они привязали его. Сейчас он страшнее всех в девяти мирах. Он пробивает тесный потолок пещеры. Он может начать Рагнарек. Небо рухнет, когда он порвёт Биврёст как пеструю ленту...
Сейчас.
Локи встаёт и протягивает обугленные руки к серому безвидному небу. Он кричит:
— Я не поведу мертвецов! Я хочу пустить эту реку вспять и отказываюсь от мщения!
Он стоит и ждёт ответа, не уверенный, что ответ вообще возможен.
Локи слышит треск камней за спиной. Потом нарастающий шум, как будто ураган приближается к нему со спины. Этот шум внезапно стихает.
Далекий голос говорит:
— Иди.
Ледяной ветер охватывает Локи и бросает в бездну, разверзшуюся сразу со всех сторон. Он падает в темное и глухое место. Локи лежит, не имея сил поднять голову, не думая ни о чем, потеряв счёт времени. Наконец, он открывает свинцовые глаза. Где-то вдали мреет слабое сияние, похожее на те иллюзии, которые глаз сам создаёт себе в полной темноте. Все же Локи встаёт и идёт ему навстречу.
Он проходит сквозь узкий проход и упирается в его источник. Посреди тьмы парит обнаженное белое тело, испускающее какой-то бессильный, не одолевающий тьму, но и недолеваемый тьмой свет. Это тело лежит на воздухе так, как лежат статуи умерших на старинных надгробиях, но оно прекрасней любой статуи, которую могла бы выточить грубая человеческая рука.
Локи подходит к нему и падает на колени.
— Прости, — говорит Локи вместо «здравствуй».
— Здравствуй, Локи, — отвечает голос, легкий как дуновение ветра.
— Ты узнал меня? — спрашивает Локи. Быстрота мысли вдруг отказывает ему.
— Я всех узнаю.
— Ты... Это всегда так? — вопрос ещё более бестолковый, но собеседник понимает его.
— Иногда мне кажется, я мог бы встать, но это настолько не важно, что я не встаю. Все не важно. Это и есть смерть, Локи.
— Ты больше не можешь сделать неважное важным?
— Да.
— Я пришёл, чтобы... Я хочу все исправить.
После долгого молчания он слышит очень тихий шелест и не сразу понимает, что это смех.
— Зачем ты убил меня, Локи?
Локи едва не отвечает: «Это не я». Это и правда был предыдущий Локи, но опустившись на самое дно своего рока, не будешь ребячески ныть, что тебе выдали чужой номерок. А хуже всего то, что Локи может извлечь из дальних углов самого себя воспоминание, почему тот не-совсем-он пожелал убить самого светлого из богов:
— Ты как будто выиграл в игре, в которой все обречены проиграть, так что проигрыш и не считается таковым. Ты был непричастен никакому злу. Твой отец Один умел справляться со своим злом, но я знал, что это за зло и как ему тяжело с ним. Твоя мать Фригг, может быть, справлялась лучше, но и сил у ее зла было меньше. А мне зло вовсе не казалось преградой, а только орудием. Я умел им пользоваться. Но ты был обещанием, которое никто никогда не исполнит, вратами, в которые никто не войдёт. Ты был непроницаем, пока моя мысль не нашла трещину в твоей золотой скорлупе. Только одно зло пятнало тебя — твоя смертность. И оно притянуло меня, как вино — пьяницу. Я не мог не испытать тебя на прочность. И ты не выдержал, Бальдр. Ты был лучшим, что есть во вселенной, и это лучшее не устояло перед веточкой омелы. Я пробил дыру и мир начал тонуть.
— Этого ты не ожидал... в сущности, странная причина для конца мира...
— Я видел лучшее, что можно увидеть. Я знал, что оно — лучшее. И я уничтожил его, потому что мог. Разве то, что красота не способна выдержать холодный и внимательный взгляд — не достаточная причина миру не быть?
— Тогда зачем ты пришёл?
— Потому что портить то, что боишься полюбить, — это бездарность космического масштаба. Я не умею просить прощения, и не думаю, что вправе его просить. Я принёс тебе свою повинную голову — вдруг она на что-нибудь сгодится.
— Это очень умная голова, наверно приятно иметь такую, но я давно уже обхожусь без обстановки.
Локи улыбается, но чувствует тесноту в сердце. Он не думал, что мертвые способны отшучиваться. И он понимает, что должен первым сказать то, чего не говорит Бальдр.
— Как я должен умереть, чтобы ты воскрес?
— Тебе достаточно было просто заплакать.
— Я был гордый ублюдок и не плакал на людях. Но я научился. Хочешь, теперь я нарыдаю целый океан?
— Спасибо. Но не все поправимо, и поэтому мы ещё отличаем истину от лжи, а да от нет. Мою жизнь нельзя обменять на твою смерть. И даже на твои драгоценные слёзы, Локи. ... Хорошо, что у меня нет искушений. Если бы я принял твоё предложение всерьёз, неужто ты бы согласился поменяться со мной местами?
— Да. Я бы выпустил тебя на поверхность, а потом позаботился о себе. Я был в изгнании, в магически укреплённой тюрьме, на десятке случайных планет, и каждый раз мой случай находил меня. Я достаточно маниакален, чтобы ждать и дождаться.
— Если бы ты оказался на моем месте, ты бы ничего не ждал. Не мог бы этого захотеть.
Когда Бальдр умолкает, уши закладывает чудовищная тишина места, в котором дышит только один из двоих.
Локи протягивает руку, чтобы прикоснуться к его руке, но нестерпимый холод вдруг скручивает пальцы. Смерть не подпускает его к Бальдру, или Бальдр не подпускает своего убийцу к себе?
Локи заходит с другой стороны:
— Но ведь ты должен воскреснуть после Рагнарека?
— Верить в то, что время идёт по кругу, и утомительно, и утешительно, правда? Но это не совсем так. Оно умирает, и ты чувствуешь это. Поэтому ты решил зачать новую жизнь. Такую, которой ещё не было. Ты не знал до конца, зачем идешь, но шёл сюда не ради меня, а ради неё.
— Ты знаешь... Значит, ты слышал мой призыв... тогда?
— Я не мог тебе ответить.
— А я не мог надеяться, что ты ответишь. Я шёл сюда ради неё, но я родил ее для того, чтобы прийти сюда. Я посвятил этого ребёнка тебе. Когда я расшатал свою природу, чтобы вывести ее из тупика, я вспомнил тебя, Бальдр. То непоправимое, что я сделал тогда, и то неслыханное, что пытался сделать сейчас, встало на одну линию, как становятся планеты. Все, что я искал, стрелкой компаса указало на свой полюс. Новая жизнь, вырванная у невозможности, требовала, чтобы я вернул все долги. Я старался, как мог, освобождая путь, но дорога оказалась долгой , а некоторые участки были почти непроходимы для меня. Я ничего не мог изменить в прошлом, только иногда — залечить раны и возместить не самый главный ущерб, но я двигался к точке, где возможно сделать бывшее небывшим, расцепить роковые сцепления, обновить время. Я шёл к тебе.
— Мертвые не знают будущего, но настоящее мы видим во всех подробностях, наверно потому, что ничем к нему не привязаны. Ты хочешь немыслимого, Локи, и иногда почти достигаешь его, но ты отводишь глаза от того, что прямо перед тобой. Я скажу тебе, что я вижу. Ты сотворил ребёнка, призывая мое имя, но от семени моего брата. Ты оторвался от своего солнца и отдал свою самую подвижную и самую уязвимую часть во власть солнцу Тора. Ты связал себя с ним. Ты делал то, чего пожелал, не беря в расчёт его волю, и вот теперь ты накрепко привязан к нему.
Локи стоит, скованный внезапной усталостью. Он должен был это знать. Собственно он почти знал это. Именно поэтому он бежал от Тора, именно поэтому он вернулся. Он пытался держаться на расстоянии, но это расстояние непредсказуемо изменялось. Он не нащупал безопасной дистанции. Ее не может быть с тем, перед кем ты виноват. Удар Тора чуть не убил Локи, хотя этому тычку было далеко до тех ударов, которыми они обменивались раньше. Но это пустяк, есть вещи и похуже...
— Ты думаешь... Ты видишь, что я не смогу расцепить эту связь? — спрашивает Локи.
— Я не знаю. Прими то, что есть. Ты связан с Тором. Тор — отец Бальдри. Бальдри — не искупление твоих преступлений, не увенчание твоих подвигов, не последняя ставка в космическом споре. Она рождена. Она отпущена в мир. Ее будущее уже разошлось с твоим. Ты им не владеешь.
— Я знаю это. Знаю с того момента, как она появилась на свет.
— Но ты не утратил веры в свой план?
— Я стою перед тобой, хотя и не верю этому. Не надо верить, чтобы сделать шаг в пустоту. Если веришь, пустоты нет.
— Тебе пора, Локи. Возвращайся домой. Пустота на поверхности не хуже пустоты в бездне.
— С чем я уйду от тебя, Бальдр?
— Может быть, ты ко мне ещё вернёшься... — говорит Бальдр, будто сам удивляясь своим словам.
— Бальдр ... — говорит Локи, сам не вполне понимая, что хочет сказать, и вновь тянется к белой узкой ладони. Ледяные пальцы утыкаются ему в лоб. Тончайший клинок вдруг пронзает мозг. Все делается ясным в такой нестерпимой степени, что вещи не выдерживают этой ясности и рассыпаются в алмазную крошку. Локи тоже рассыпается миллиардом разумных монад, но каждая монада слышит провожающие ее слова:
— Я прощаю тебя, Локи.
*
Продолжение следует