"Настоящий детектив" кажется чередой мгновенных снимков невообразимого мимическо-пластического балета Макконахи. Окаменелое отчаяние, которое он изображает, оказывается прежде всего совершенным изображением, изображением изображения, и требует рассматривать себя как скульптуру Микеланджело. Он и похож на "умирающего раба", которому срезали мраморное мясо до костей. Это какой-то новый тип выразительности: не красавец, сияющий нам помимо смысла и сюжета, и не правнук Станиславского старательно проживающий выдуманное существование. В этом пластическом этюде само присутствие здесь и есть сверхзадача. Вынужденное пребывание на свету после того, как время для тебя остановилось - его единственная тема. Времени нет, есть тело, целиком облегающее каждый миг настоящего и совершенно ему чуждое. И прядь, как будто выбитая в граните - саркастическая отсылка к великим кинема-скульптурам Хичкока и присных, где женское лицо вытаивает изо льда в everlasting макияже.
Герой Макхонахи не то чтобы подражает пластике Шерлока, но как будто берет то же лекало для совсем другой стилистической разработки.
У Шерлока самым замечательным было смятение, ветер, пробегающий по твердыне лица. У Раста - медальная лепка императорского портрета, которая вдруг начинает течь, будто бронзу растопили на огне, и нет сомнений, огонь этот - адский.
А ниже - кренящееся, запинающееся тело с покатыми плечами и широкими бедрами в мешковатых брюках. Впрочем, запинается оно до первой улики - дальше охотничья стойка, звериная полнота присутствия.
Но Раст не охотник. Его завороженность преступлением совсем иного рода. Он как будто находится в истерзавшем его союзе со злом - не потому, что он на его стороне - отнюдь: просто ближе, чем зло для него ничего нет - они стоят друг к другу вплотную и Раст чувствует его запах, запах алюминия; все остальные люди предпочли быть по ту сторону - то есть как раз на стороне зла, но сумели это от себя скрыть. Они изменники, оставляющие жертв наедине с этим запахом.
Но хуже всего, что только зло и существует на самом деле. Поэтому-то люди и лгут. Что им еще остается, если они не в силах отказаться от жизни. Преследовать зло может только мертвый, такой как Раст, но и он умер недостаточно и его продолжает мучить бессмысленность того, что можно только уничтожить. Уничтожить - то есть совершить то, с чем зло отлично справляется само. Почему же не сделать этот последний шаг и не признать легитимность зла? Раста искушает эта мысль. Когда он советует слабоумной детоубийце покончить с собой - ясно, что и себе он каждый день говорит то же самое. Раст убийца и помнит это.
Но последний шаг - согласиться, что все в итоге играют на стороне смерти, и значит, разницы нет - последний шаг он не только не делает - он живет, чтобы его опровергнуть. У него нет веры в лучшее, потому что у него нет будущего. У него есть только неспособность отворачиваться: он увидел жертву и это значит он видит ее всегда: это тело, уже почти лишенное лица - он видит его, он не может перестать его видеть ни на миг, он уже никогда не оставит его во тьме. Все, что появляется в его жизни, сгорает в ярости этого неотступного взгляда.
Если есть надежда там, где нет никакой надежды - она именно в этом.
Последняя серия многих разочаровала: в смысле разрешения детективной загадки это мучительное одоление очередного демонического идиота конечно ничего не дает. Мы остаемся при том, что, в сущности, уже знали. Убийца дворецкий, ну да. Да их там тыщщи. Кончили там, где начали.
Но главное событие финала - то, что случилось с Растом, когда он истекал кровью под открытым в небо куполом храма Каркозы. Он попал туда, куда звал его убийца, вошел в чертоги бога смерти, господина времени, того, чьей жертвой и чьим жрецом является каждый ( "иди сюда, маленький жрец!"), но этого бога там не было. В этой тьме была любовь - та самая, что в жизни обернулась вечной виной и вечным отчаянием. Она не иссякла. Она никогда не иссякнет.
Да, об этом уже была одна книга. И даже множество книг.
Но книги трудно читать. И для неграмотных, таких же, как одичавшие насельники луизианских болот, стали разыгрывать истории, страшные и увлекательные. Миракль (фр. miracle < лат. mīrāculum) значит "чудо". Вот еще одно - и темное сердце радуется ему, как всегда радовалось.