Допустим, человека долго били (или один раз, но больно ударили, не обязательно кулаком), чтобы он делал "как надо". Человек, чтобы выжить, интериоризовал позицию бьющего и сделал ее своей. Как он после этого будет относиться к тем, кого били недостаточно, кто продолжает делать запретные вещи? Конечно возненавидит, потому что для него они опасные провокаторы, которые делают все, чтобы вернуть тебя в точку "нормализации", чтобы то недоисправленное "я" заново пережило свой крах -- ведь оно и существует только отрицательно, как "то, чего не было".
А следующий уровень этого же процесса - агрессивное поддержание социальной нормы. Почему вдруг не безумные доносчики или бесстыжие власти вызывают раздражение, а тот, кто отстаивает человеческие права, не свои собственно - "своего личного права" не бывает, право по определению всеобще? Потому что он вменяет нам свободу, которой у нас нет, но мы не хотим признать, что ее нет. Нам нужна серая зона "простожизни", где события происходят "правильно", не имея субъекта свершения.
Так случается и большинство бытовых преступлений (собственно человеческие злодейства на 90 процентов - "бытовые"): никто ничего не решает, "оно само происходит", усвоенный образ действий просто сдвигает зону самопроизвольного насилия все дальше и дальше.
Люди выбирают мерзкое просто потому, что уверены, что ничего не выбирают, а действуют самым естественным способом.
Юрист, близко якшавшийся с "реальной жизнью", говорит, что нет ничего страшного в покупном следствии и суде: все приличные люди могут купить себе выход из процесса, посадив вместо себя другого. А эти другие - отбросы - бомжи, алкоголики, наркоманы и пр. Их выбивание и есть естественный процесс очищения генофонда. Жизнь справедлива.
Этот человек - активный общественник и ведет "школу юного депутата".
Интересно, в какой круг отправил бы его Данте. Такого и круга-то нет: для душ, которые не дали себе труд родиться. Или родились сразу в ад.
40 Их свергло небо, не терпя пятна;
И пропасть Ада их не принимает,
Иначе возгордилась бы вина".
43 И я: "Учитель, что их так терзает
И понуждает к жалобам таким?"
А он: "Ответ недолгий подобает.
46 И смертный час для них недостижим,
И эта жизнь настолько нестерпима,
Что все другое было б легче им.
49 Их память на земле невоскресима;
От них и суд, и милость отошли.
Они не стоят слов: взгляни - и мимо!"
Вообще, "естественное" - геенна огненная, данная нам прижизненно:
Настоящая геенна о которой говорится в Евангелии, - это свалка, овраг на окраине Иерусалима, где тлели останки непохороненных существ. Речь шла не о посмертном наказании, а о распаде, который все длится и длится, не в силах избыть себя.
Для сострадания необходимо иметь какое-то место во мне, свободное от гноящейся раны под названием "Я", точку, в которой не идет внутренняя борьба за выживание, где ты не стоишь перед судом и не доказываешь, что "ничего не делал". Зеленый луг, где просто жизнь, а не "простожизнь". Место, где тебя самого пожалели.