Когда-то мы говорили с одним гениальным человеком о нашем общем друге.
- Мы не можем судить его за то, что он делает, потому что он вообще не видит того, что делает, не видит себя. Это простая реакция организма. Он наносит удары, но уверен, что защищается, - сказала я, - Он просто безумен.
- Может быть, и безумен, да отчего же так безумен, а не как-нибудь иначе? - спросила она, - Ведь люди сходят с того ума, который у них есть. Безумие - то же зеркало.
Я не знала, что ответить. Наш друг сам был зеркалом и отражался в нем страх.
"Cold song" Перселла больше всего похоже на это.
читать дальше
* * *
N около шестидесяти.
В детстве она побеждала на олимпиадах, но не поехала поступать в университет, уверенная (убежденная отцом), что не пройдет по пятому пункту. Потом не поступила в аспирантуру, потому что это пришлось бы делать не в том институте, в котором она училась.
Всю жизнь жила с родителями. Лет пятнадцать назад с ней случился рак. Больницы, операции, химиотерапия. Она выздоровела, насколько это возможно, но сильно испугалась. Клала фольгу под матрас. Работать уже было непосильно.
Несколько лет назад родители умерли.
На последних выборах она согласилась быть наблюдателем от коммунистов (надо сказать, не из-за любви к справедливости per se, а именно по сентиментальной привязанности ко всему этому простывшему миру красного уголка). Ранним утром она не смогла выйти из своей квартиры - замочную скважину кто-то залил клеем. Потом выяснилось, что эту шутку пошутили со многими наблюдателями от оппозиции. Но, освобожденная слесарем, она храбро отправилась навстречу новым испытаниям. На участке творилось всем памятное безобразие. Она чувствовала себя беспомощной.
Два месяца назад за ее окном начались странные разговоры. Говорили о ней, и в самом развязном тоне. Угрожали и насмехались. Они знали ее жизнь, но знали с какой-то отвратительной стороны. Они сообщили, что ее сестра эксгумировала тела родителей.
Она спросила у сестры, правда ли это.
- Как ты можешь так думать, - ужаснулась та.
- Так ты это не делала?
- ...!
- Ведь мы не очень-то ладим, правда? Мы раздражаем друг друга, - пыталась объясниться N.
Сестра устроила сцену. Она никогда не признавала реальности, которой не подобало быть признанной. (Сестра заботилась о ней в течение болезни и не оставила сейчас)
Голоса не умолкали. Они производили неприличное. Слова, которые в их семье никто не произносил. чувства, которых никто не испытывал. Они говорили, что ее снимки выложены на порносайтах. N, преодолев свой страх перед новыми приборами, включила подаренный племянником компьютер и начала поиск. Голоса угрожали изнасилованием. Еще они говорили, что у нее могут отнять квартиру. Голоса были грязными и недостойными никакого доверия. Но они были. Впервые в жизни нельзя было вести себя прилично, то есть делать вид, что неприличного не происходит.
N подбегала к окну каждые пять минут, но они всегда успевали быстрее. Она пыталась вызвать милицию, сестра, ночевавшая теперь вместе с ней, мешала.
Потом пришел человек, выдававший себя за социального работника. Показал удостоверение. Расспрашивал о криминальной обстановке в округе, интересовался ее страхами. Она сразу поняла, он не был социальным работником. В сущности, он мог бы быть телом одного из этих голосов, он облекал собой ту же угрозу. Она нашла его фамилию на сайте местной психологической службы. Ей нужен следователь, а не психиатр.
Голоса мучили, но не лгали. Лгали все, имеющие имя и оболочку.
Тела ее родителей вытащены из могилы, брошены под свет, от которого не смогут ускользнуть, ее тело тоже будет выставлено напоказ и тогда те, кто скрывались, под чужим, мнимо близким, лицом или вовсе не имея лица, покажутся наконец. Покажут себя и увидят ее.
Что она сделает, чтобы этого не случилось?