Я посмотрела "Эдуарда II" Дерека Джармена сразу по прочтении пьесы Марло и хорошо сделала. Так мелкая нарезанная взвесь текста приобретает смысл - важно, что Джармен берет, а что отбрасывает, где он верен Марло, а где выворачивает наизнанку.
У Джармена это история про зло в природе вещей. Зло - власть. В это зло погружено автаркическое одиночество короля, который хочет сделать из власти игрушку для своей любви, ergo для своего любовника, но власть сильнее. Она подминает под себя и короля, и мятежную королеву Изабеллу с ее честолюбивым фаворитом, и разнообразную массовку с обеих сторон. Предсказуемо для Джармена, хотя и в разладе с историей Марло: короля у него поддерживают демонстранты демократического вида (с плакатами в защиту меньшинств), мятежников - войска и полиция. Но, по существу, это не важно. Обе стороны режут друг друга как свиней, и убийца, который у Марло появляется лишь в конце пьесы, тут с первой сцены - молчаливый конфидент Эдуарда, тот, кто может позволить себе сочувствие. Смерть - это единственная правда, потому что она - и явный язык власти, и его скрытый денотат; все остальное - печальные или жестокие иллюзии. И ты думал, что можешь позволить себе счастье?
читать дальшеМарло конечно тоже про зло самого человеческого состояния, но и еще про тысячу вещей, как это свойственно старым поэтам.
Герои Джармена не имеют воли. Герои Марло потому и герои трагедии, что имеют силу волить. Каждый из них испытывает совершенно оправданные чувства, и каждый будто повреждается в своем волении. Мортимер выглядит благородным смельчаком, пока не оказывается узурпатором престола и цареубийцей, а мы и не заметили. Королеве ничего не нужно кроме утраченной нежности супруга, а вот она уже любовница и соучастница Мортимера. Гавестон, всесторонне непривлекательный, действительно любит короля и навлекает на него гражданскую войну.
Здесь нет и не может быть процесса развития, единство времени ослаблено: действие хотя и не умещается в один день, как требует классическая поэтика и напоминает Сидни, но сохраняет непрерывность курьерского поезда. Это дает побочный, но согласующийся со смыслом эффект: действие как удав заглатывает персонажа, все его изменения не объясняются ни извне, ни изнутри (хотя мотивировок и того и другого рода предостаточно), волевой акт, в конце концов, оказывается подобен броску костей, а его последнее обоснование - игра с фортуной, притязание на максимальную ставку блаженства, которую каждый может сорвать, просто потому что участвует в игре.
Главное потрясение Эдуарда - не гибель Гавестона, а открытие, что корона божьего помазанника не обеспечивает выигрыша, что и она тоже - приз Фортуны. Все может быть получено, а это значит, что все может быть отнято, и финал игры - всегда проигрыш. Нет ничего, что можно назвать своим, даже собственные страсти.
Конечно никакой "ренессансной идеи свободной самоутверждающейся личности", как когда-то любили писать, здесь нет. Есть старая идея колеса фортуны - анонимного механизма справедливости в тотально несправедливом "мире сем". Другое дело, что сердце человеческое остается глухо к этому суду и не признает его вердикта.
В сущности, все герои Марло - тираны. Тиран - это не просто нелегитимный государь, это тот, кто переступает через верность своему долгу. Тот, кто пытается подняться над долгом, падает ниже его.
Лет за десять до появления "Эдуарда II" Филипп Сидни в своей "Защите поэзии" видит назначение трагедии именно в обнаружении взаимной связи тирании и рока: "Итак, (я думаю), никто не осудит истинное назначение Комедии и того менее высокой и прекрасной Трагедии, которая вскрывает раны и обнажает спрятанные под парчой язвы; короли из-за нее боятся быть тиранами и тираны открыто проявлять свой тиранический нрав; пробуждая восхищение и сострадание, она учит, как ненадежен этот мир и на каком шатком фундаменте возведены золотые крыши; от нее мы узнаем:
Qui sceptra saevus duro imperio regit,
Timet timentes, metus in auctorem redit {*}.
{* Грозный, правит он твердою властью, устрашает робких; страх же
возвращается к породившему его}
Мортимер гибнет почти сразу за Эдуардом и перед казнью говорит главное:
Теперь я вижу,
О подлая Фортуна, что есть точка
На колесе твоем, к которой люди
Стремятся до тех пор, пока стремглав
Не упадут. Я прикоснулся к ней -
И вижу, что уж выше не подняться.
Что ж горевать мне о моем паденье?
Прощайте, королева, и не плачьте
О Мортимере! Мир он презрел. Ныне,
Как путешественник, край неизвестный
Идет он открывать.
Приговаривает Мортимера моментально созревший наследник - Эдуард III. Марло прибегает к тому же приему, что Шекспир: мир, истребивший себя до донца, обновляется приходом нового невинного суверена.
Отец мой, в дар тебе сюда кладу
Я голову коварного злодея,
А эти слезы пусть порукой будут
Печали и невинности моей.
"Innocency" - главное его сокровище и источник силы.
И вот по этой невинности Джармен наносит прицельный удар. Его мальчик, украшающий себя серьгами и губной помадой, кривящийся на высоких каблуках, сначала кажется просто сыном своего отца, но душераздирающий финал открывает худшую правду.
Нет никакого искупления грехов, нет обновляющей время невинности молодого короля: Эдуард сидит на клетке, внутри которой навсегда заперты королева и Мортимер, покрытые какой-то адской плесенью, и дразнит их, не могущих умереть, точно так же как кадром раньше никак не может умереть его отец, запертый в своей клетке со своим убийцей.
Время остановило свой ход, потому что не обнаружилось нового человеческого существа или того убежища в природе человеческой, которое могло бы выносить новизну.
Нет даже смерти, есть сон о смерти, не могущий завершиться.
Все же у двуличных и жестоких людей четырехсотлетней давности оставалось что-то еще. Странная невинность сердца.
Вот, например: